Потом снова приезд Вовочки за мамой. Он попал на именины к Фёдоровым, следовательно, это было 30 сентября.
После отъезда в Москву мамы и Володи мне надо было получить ещё пропуск из милиции города Буинска (а вызов от Володи был). И тут мне сослужили службу руки. Ещё зимой пришёл ко мне наш фотограф — рыжий, длинный, довольно нахальный — и говорит: «Вот тут начальник милиции просит сделать увеличение с фотографии его сына, убитого на войне. А фото очень маленькое и плохое. Не можешь ли его подретушировать?» Я сказала, что ретушировать не умею, а вот сделать просто рисунок, портрет, могу. Это было нетрудно. Сделала. Так вот, теперь я пришла к этому начальнику милиции и прямо всё так и сказала: «Это я нарисовала вам портрет сына, а вы, пожалуйста, дайте мне пропуск в Москву». Дал. (Интересно: а что, наш фотограф тоже не бескорыстно действовал тогда?)
Поехали мы в Москву в теплушке, которую дали специально для семьи Татаринцева. Это путеец, главный инженер «Бампроекта», которого я помнила ещё по Дальнему Востоку. Хороший дядька. В Буинске жили его падчерица Алевтина да сестра жены Лидии Ильинишны — Иловайская. Вот с Иловайской мы и поехали.
Вещей в теплушке было очень много, так что я лежала с Сашенькой слева, высоко на вещах.
Ехали долго. По дороге я очень разбилась, упав вместе с плохо приставленной лестницей, вылезая из вагона. Помню, как болела спина, когда я лежала ночью и думала о всех, кого я увижу в Москве.
Когда мы приехали, наш вагон поставили далеко на путях. Мы идём по шпалам. Утро. Солнце. Вдалеке — шпили Казанского вокзала. На Сашеньке новые туфельки, жёсткие и скользкие. И в метро с непривычки к гладкому камню ножки его разъезжаются. А когда мы сели в вагон метро и поезд уже двинулся, Саша спросил: «А когда мы поедем?» Вопрос был понятен после привычного грохота теплушки.
Мы отыскали Володю и маму в домике у Крымского моста, на втором этаже. Потом ещё я ездила с Володей за нашими вещами. Помню возвращение с вокзала: я стою за кабиной грузовика. Ветер дует в лицо, и летит навстречу широкая Садовая. И я думаю: «Ну, вот и всё. Конец. И начало новой жизни».
Москва.
Январь — август 1974 года.
О Наталье Оскаровне Мунц
Когда в 1945 г. умерла моя мама — Серафима Алексеевна Оборина, — главным моим воспитателем стала сестра моего отца Наталья Оскаровна Мунц, жившая со своим сыном Сашей Олейниковым с нами в одной квартире. Она была первым художником в моей жизни, я воспринимала её как абсолютную данность.
После войны, переехав в Москву, Тася (так Н. О. звали домашние) много работала над оформлением книг в разных издательствах: в Детгизе, затем превратившемся в «Детскую литературу», в «Иностранной литературе», «Искусстве» и др.
Так случилось, что я стала её первым «редактором»: если у Таси было несколько вариантов эскизов, она меня призывала, чтобы я выбрала казавшийся мне лучшим. И зачастую мой выбор совершенно совпадал с мнением главного художника «Детгиза» С. М. Алянского.
(Кстати, однажды — мне было 5 лет — я пришла к тётушке и сказала:
— Тася, а про тебя сейчас пели по радио.
— Да?! Что же?
— Алянская дева.)
Каждое лето ездили на дачу. Три подруги-художницы — Ираида Ивановна Фомина, Марьяна Викторовна Борисова-Мусатова (дочь Борисова- Мусатова) и Наталья Оскаровна Мунц — снимали дома в одной деревне и вывозили туда своих детей и матерей. Это было очень удобно. Сделав и сдав очередную работу, художницы ходили на этюды — так повелось с 1945 года. От тех лет остались великолепные акварели: деревня Сходня, деревня Лопатино, село Степановское… Кроме того, сохранились замечательные карандашные рисунки с натуры: избы, деревья, пейзажи…
Характерная примета тех времён: художники, где бы они ни были, не расставались с блокнотами-альбомами. Так и у тётушки осталось множество рисунков российских городов и весей: Львов, Тутаев, Углич… И ещё огромное количество портретов — случайных попутчиков, и друзей, и своих-чужих детей. Есть портреты, более тщательные, дольше рисовавшиеся, — матери, сына, мужа.
Но я всегда знала, что самой любимой для Натальи Оскаровны была работа над иллюстрацией к детским книжкам, что получилось, надо сказать, не сразу. Если не ошибаюсь, первым удачным опытом оказалась «Маша обедает» Сильвы Капутикян, после чего для Таси открылась возможность этого вида творчества и более 20 детских книг, иллюстрированных ею, увидели свет.