Выбрать главу

– Время жирных авансов прошло, да у нас и нет живых денег, – сказал Хелемский, предложил вдвое меньше и, не дожидаясь моего ответа, сообщил, что на обложке будет стоять только одно название, а на титуле оба. И что моей книгой они открывают новую линейку.

Хоть записывай за ним старые слова в новых смыслах: жирные авансы, живые деньги, а что такое линейка? цикл? сериал?

Заставил себя заснуть, чтобы досмотреть мой ревнивый сон, но приснился мне совсем другой, тоже не из любезных, как блуждаю в отчаянии по московскому метро, а то разрослось неимоверно и изменилось неузнаваемо за время моего отсутствия, пытаясь выяснить, как мне попасть на мою станцию «Аэропорт», но все говорят почему-то по-английски, который я почему-то не понимаю, хотя уже много лет как в Америке.

– Нет ничего скучнее чужих снов, – сказала Лена, которая, к превеликой моей радости, оказалась жива. – Как мне надоела эта твоя запоздалая ревность! Ты так себя поставил, что тебе невозможно было изменять. Никакого желания – тебя было более, чем достаточно, если ты об этом. Зачем ты меня так обижаешь? Ты же раньше мне верил.

– Раньше верил, – согласился я и перешел от сна к яви. – Представляешь, в Москве издают оба моих романа.

Да, тогда еще не было электронной почты и рукописи приходилось передавать живьем, с оказией – спасибо моему дружку за сватовство.

С того ночного звонка все и повелось – сначала я жил на два времени, а с развитием коммуникационной технологии полностью перешел на московское. Ревность моя не только не утихла, но усилилась, прошлое предстало каким-то совсем иным, чем когда я в нем жил, с моих глаз сняли катаракту, и я прозрел: чем больше я глох на левое ухо, тем зрячее становился мой третий глаз, я видел людей насквозь, тебя включая. А ты, как всегда, говорила правду, но не сразу и не всю, отпуская ее мне дозированно, как тиран подвластному ему народу. Вот почему я не верю тебе, даже когда ты говоришь правду.

Что не могу представить, то все время, непрерывно, мучительно представляю, куда мне деться от клятого моего разнузданного воображения, пусть ложное, сдвинут по фазе, бзик и заскок, а может, и нет, это и есть мой третий зрак, мое внутреннее зрение, мои широко отверстые закрытые зеницы – сквозь прозрачные мои веки я вижу то, что не желаю ни видеть, ни знать. Или это мир становится прозрачным, без никаких секретов, включая интимные? Или я вижу не то, что тогда стряслось на берегу незнамо кому теперь принадлежащего лимана, а что запросто могло случиться по вероятности и необходимости, не могло не случиться, а случилось ли – вот в чем вопрос! Не метаморфоза, а псевдоморфоза, несоответствие формы содержанию, этого не может быть, но это могло быть, и сама эта возможность, вероятность, неизбежность сводит меня теперь с ума. Утоли моя печали, Лена.

Теперь-то я знаю точно, что не только этот мой рецидив прошлого случился со мной, когда я снова стал жить по московскому времени, но и твои иносказательные возвраты к нему, вокруг да около, намеками, оговорками и проговорами, все эти фрейдовские парапраксисы совпали синхронно с моей виртуальной реэмиграцией на географическую родину.

Именно здесь, в Америке, я прозрел – нет, я не о ревности, не только о ней, но о моем тайном знании тех, о ком я писал свои книги – будь то Андропов, Бродский, Горбачев, Ельцин, Довлатов, Окуджава и конечно же ты, моя любовь, моя мука, хоть я и маскирую тебя под фикшнальных персонажек, в которых ты себя легко узнаешь и возмущаешься: «Как ты смеешь воровать мою жизнь для своих грязных и примитивных выдумок!» Вплоть до нашего с тобой Трампа-Тарарампа, который и сам засветился как шоумен и раз за разом простреливает себе ногу, но горе ему не беда, тефлоновый будет президент, если несмотря на… Либо наоборот – благодаря. Коли недостатки суть продолжение наших достоинств, то соответственно и vice versa: достоинства проистекают из наших недостатков. Если средней руки голливудский актер Рональд Рейган смог стать недурным президентом, то почему не телешоумен? А кто из нас не лицедействует? Излишня, наверное, ссылка на великого барда, потрясающего копьем. За эготистом, эгоцентриком и нарциссистом мы с моим соавтором, которую я взревновал к ее без меня прошлому, когда стал совсем тонкокожим, один воспаленный нерв, мы углядели закомплексованного, уязвленного, ушибленного маленького человека, который хочет возвратить не величие Америке, а самоуважение к себе, утраченное им в детстве и юности в результате нанесенных ему душевных травм царем Лаем, которого наш Эдип – в отличие от того Эдипа – так и не удосужился прикончить, зато тот успел его кастрировать. А что, если Белый дом – это карточный домик, куда вместе с Трампом вселится не только его жена-обнаженка, которой он себя доказывает, но и все его тараканы? Да хоть так! Что об этом говорить, когда мы с Леной Клепиковой сочинили о нем эту книгу и знаем теперь его лучше, чем он сам себя, и представили читателю его оксюморонный портрет. По первым газетным публикациям одни сочли диатрибой и бросились на его от нас защиту, другие совсем наоборот – решив, что панегирик, покатили на него бочку компры. Что с них взять, линейного мышления люди.