Многие из собравшихся в глубине души сочли обстановку неподобающей случаю, со скверным душком похвальбы. Особенно смутился Бэкхауз. Однако привычные комплименты обрушились на миссис Трент, устроителя столь примечательного театра. Фаулл предложил друзьям подойти ближе и изучить помещение со всей возможной тщательностью. Его приглашение приняли только Прайор и Лэнг. Первый принялся бродить среди картонных декораций, насвистывая себе под нос и время от времени постукивая по предметам костяшками пальцев. Оказавшийся в своей стихии Лэнг, не обращая внимания на других гостей, провел дотошный, систематический обыск на предмет скрытой аппаратуры. Фаулл и миссис Трент стояли в углу храма и тихо разговаривали, в то время как миссис Джеймсон, делая вид, будто поддерживает беседу с Бэкхаузом, следила за ними, как умеют следить только глубоко заинтересованные женщины.
К своему разочарованию, Лэнг не нашел ничего подозрительного, и медиум попросил, чтобы его одежду тоже осмотрели.
— Все эти предосторожности излишни и не имеют отношения к делу, как вы незамедлительно увидите. Однако моя репутация требует лишить отсутствующих здесь людей возможности впоследствии говорить, будто я прибег к обману.
Неблагодарная задача осмотра карманов и рукавов снова выпала Лэнгу. Несколько минут спустя он выразил удовлетворенность тем, что у Бэкхауза нет никаких механических приспособлений. Гости вновь расселись. Фаулл приказал принести еще два кресла для друзей миссис Трент, которые, однако, до сих пор не прибыли. Затем хозяин нажал кнопку электрического звонка и уселся сам.
Это был сигнал: заиграл скрытый оркестр. Изумленный шепот пробежал среди гостей, когда без предупреждения в воздухе поплыли дивные, мрачные ноты «храмовой» музыки Моцарта. Предвкушение собравшихся нарастало, и, несмотря на бледность и спокойствие миссис Трент, было видно, что та глубоко тронута. В эстетическом смысле она была самой важной гостьей. Фаулл наблюдал за ней, привычно раскинувшись в кресле, опустив голову на грудь.
Бэкхауз поднялся, положил руку на спинку кресла и заговорил. Музыка мгновенно стихла до пианиссимо и оставалась такой, пока он стоял.
— Дамы и господа, вам предстоит стать свидетелями материализации. Это означает, что вы увидите появление того, чего раньше здесь не было. Сначала форма будет туманной, но в конце концов станет плотным телом, к которому каждый из вас сможет прикоснуться — и которому сможет, например, пожать руку, ведь тело это будет человеческим. Это будет настоящий мужчина или женщина — кто именно, я сказать не берусь, — но мужчина или женщина без известного прошлого. Однако если вы потребуете у меня объяснения происхождения материализовавшегося тела — откуда оно взялось, где берутся атомы и молекулы, составляющие его ткани, — я не смогу удовлетворить ваше любопытство. Я лишь демонстрирую феномен; буду чрезвычайно благодарен, если кто-то впоследствии сможет его мне истолковать… На этом все.
Он снова сел вполоборота к собравшимся и мгновение помедлил, прежде чем перейти к делу.
В эту минуту слуга открыл дверь и приглушенным, но четким голосом объявил:
— Мистер Маскалл, мистер Найтспор.
Все обернулись. Фаулл поднялся, чтобы приветствовать опоздавших гостей. Бэкхауз тоже встал и пристально посмотрел на них.
Двое незнакомцев не отходили от двери, тихо закрывшейся за ними, словно ожидали, пока утихнет легкое волнение, вызванное их прибытием. Маскалл напоминал гиганта, но более широкоплечего и крепкого, чем большинство. У него была густая борода. Черты лица казались топорными и тяжелыми, грубыми, словно вырезанными из дерева, но в его маленьких черных глазах сверкали искры ума и отваги. Короткие черные волосы щетинились. Найтспор был среднего роста, однако выглядел таким жестким, словно изжил в себе все людские слабости и эмоции. Его безволосое лицо выражало сильный духовный голод, взгляд был диким и отстраненным. Оба мужчины были одеты в твидовые костюмы.
Прежде чем кто-либо успел заговорить, ужасный грохот падающих кирпичей заставил собравшихся в страхе вскочить с кресел. Казалось, будто рухнул весь верхний этаж здания. Фаулл кинулся к двери и позвал слугу, чтобы узнать, что происходит. Ему пришлось спросить дважды, прежде чем слуга понял вопрос и ответил, что ничего не слышал. Повинуясь приказу хозяина, он отправился наверх. Однако там царил полный порядок, и никто из горничных тоже ничего не слышал.
Тем временем Бэкхауз, который почти единственный из всех собравшихся сохранил хладнокровие, подошел прямо к Найтспору. Тот стоял и грыз ногти.