Это мы разобрали, сколько где пьют. А что пьют? Здесь получается явно «хужее», как сказал бы иной отсталый гуманитарно субъект. Покуда страждущая французская душа гасит свой запрос каким-нибудь там бургундским, наш обследуемый тяготеет к «очищенной». Тут география повлияла. Попробуйте, верно, обойтись в Нарыме бургундским. Тьфу! От климата врежешь, по выражению идейно затормозившихся кустарей, «единую», и тебе — «Христос босыми ногами по сердцу».. Врезал единую, другую, мозг и ослаб. С бургундского наутро хоть тайну тунгусского метеорита решай, а способись после водочки! Поэтому мы подходим теперь к социологии: как пьют?
Недавно напился профессор Габирнатор. Вы, конечно, понимаете, что фамилия эта вымышленная. Человек не может жить с такой фамилией, и мы ее придумали в уме, чтобы не бросить частокольную тень на ореол нашей науки.
Всю жизнь, посвященную жизни и деятельности кроликов, К. Габирнатор провел, орошаясь чаем. Алкоголь был для него исключен, как инфаркт у рыбы. Не алчен, кроток. Не человек, а крот без твердого знака! И, пожалуйста, напился, будто ломовой извозчик. И все потому, что был увенчан докторскими лаврами, а друзья заставили их обмыть посредством банкета.
Гуляли они, понятное дело, в «Вене». Кроликовед тяпнул одну и отщипнул от лаврового венка, в котором сидел на председательском месте. Вторую, по наущению друзей, врезал. Венок более не теребил. Следующие, кажется, трахал или выкушивал. Не знаем. После того как общество пропустило «восьмую» просто так, на нервной почве тов. Габирнатор запел «Среди долины ровные» срывающимся фальцетом.
— Казик, — сказала профессорская жена, — съешь нототении.
Жениным голосом можно было разжечь костер в сырую погоду, но лауреат не внял даже такому голосу. Засим потерявший стыд К. Габирнатор силами кандидатов потверже был втолкан в авто и отвезен на расстояние от вертепа. Увы, по пути к спасению кроликовед выпорхнул из машины и бросился в хлюпающую осеннюю мразь, выкликая литеры проезжавших мимо экипажей: ЮАХХ! ЮББ!..
Мотопатруль отвез ученого в отделение.
Те, кто ждет пикантного развития сюжета, рассказа о том, как профессора тяжко тащили под душ позора, а потом сообщали на работу, могут сейчас же закрыть страницу Милиционеры успокоили кроликоведа, выудили из него адрес и отвезли к жене.
— Конечно, это не дело милиции развозить нечаянно напившихся ученых по домам, — вздыхает начальник отделения, — но мы-то «свой» контингент знаем. И суть, ясно, не в том — ученый, кочегар или плотник. Алкоголь дьявольски демократичен: он не разбирает, кто ты. Но у него есть своя постоянная клиентура Те, кто наливается им с утра, на старые дрожжи. Говорим, говорим, пишем… А как бороться эффективно? Не так же!
Возвратимся к теории.
Пьют так: единожды, как упомянутый ученый. Пьют, так сказать, по «звонку», то есть к обеду, с мороза, по случаю гостей, в аванс. В получку тоже выпивают. И поют! Но это еще не беда, это не алкоголизм, здесь еще можно воздействовать даже лекциями. Настоящая драма начинается в то утро, когда зловещий синдром похмелья стучится в двери, и человек уже не в силах эту дверь не открыть. Вот тут рождаются прогулы, ущерб семье и народному хозяйству, пробитые черепа…
Выслушаем сторонников сухого закона. Они говорят, что доход от продажи спиртного сводится на нет прорухой, которая наносится алкоголем. Поэтому лучше, мол, не продавать вовсе или астрономически взвинтить цены.
Не будем, граждане, ханжами. Почему мы должны у здоровой части общества изъять удовольствие от хорошего вина? Или от той же умеренной стопки водки, не «врезаемой», а выпиваемой под грибки или впрямь для сугрева?
Это во-первых. Политика продажи водки у нас принципиально правильна. Водка продается неохотно, не часто и не каждому. А во-вторых, радикалы забывают про такой продукт естественной эволюции, как самогон.
Вернемся снова к статистике. Процент дел по самогоноварению, принятых к судопроизводству в РСФСР и на Украине, ничтожно мал. И не потому, что органы не берутся. Я помню, как с инспектором угрозыска Кравченко мы, имея чужие бороды, крались санным путем в село Дурово, дабы накрыть самогонщиков и разбить их технику.
— Вон энтот рыжий, — сказал у околицы абсолютно незнакомый нам дед, показывая на переодетого милиционера, — натурально, майор Кравченко, ранее не судимый, номер гамаш шестой. Ну, а который подслепый, очки у ево в тем кармане, минус пять с половиной диоптриев…
— Будет! — заорали мы, поворачивая оглобли, — Ты, дед, это дело с самогоном брось Не ровен час, аппарат вспыхнет, костей не соберешь!