Сделав тактическую паузу, я вновь «звякнул» в приемную.
— Эт кто? — конфузливо закричал я в мембрану, — Мне дилехто-ра!.. Это ихий сродственник из рыйона. Кузен, стало быть.
— Чичас, — с удовольствием отозвался инженер, случайно поднявший трубку. — Чичас я их призову!
Из трубки донеслось сдавленное рыдание. Было слышно, как инженер подзывал народ, изнывавший в приемной, к аппарату. Для поддержания разговора я опять крикнул:
— Але! Это дилехтор?
— Их нетути, — наслаждаясь игрой, отвечала приемная. — Оне не будут! Оне в отсутствии. У их четырехугольник…
Толкач должен победить администратора или не вернуться. И, глубже осваивая профессию, я поспешил к заводу.
Не надо иллюзий. Попасть толкачу на моторный завод много трудней, чем проползти под пятью рядами колючей проволоки в Дом кино на просмотр «Сладкой жизни». Понимая это, я настырно томился в проходной перед вахтером дядей Федей. Он красноречиво трогал кобуру гигантского револьвера и не впускал. Неожиданно вахтер сжалился и показал на объявление:
«Прибывшие из хозяйств страны по вопросам отказа двигателей звоните — добавочный такой-то, а по коленвалам — добавочный сякой-то. Бюро рекламаций».
Документ этот оказался снаружи как бы путеводным, а внутри сплошь демагогическим. Ибо в бюро пропусков висело еще одно объявление: «Приемный день по рекламациям — завтра». Судя пл степени изгаженности мухами, объявление никогда не снималось.
Пропуск мне вынес на другой день по моей просьбе некий Андрей Никитич Спинскин из Тюмени, проникший на завод ранее меня.
— Одолел, — сказал Андрей Никитич. — Просочился!
На его простом, мужественном лице сияла гордость Джеймса Кука, еще не съеденного антропофагами.
— У вас что же, — деловито спросил я, — жиклер засорился?
— Я без понятия, — объяснил гонец из Тюмени. — Мое дело…
Обеими руками он изобразил несколько толкательных, вырывающих и щелкающих по горлу движений.
Тут сделаем лирическое отступление. Напрасно злые супруги командированных полагают, что их благоверные, находясь в своих миссиях, пропивают, жуируют и отплясывают «ча-ча-ча» с разными гражданками. Нет. Суточные и квартирные кончились у толкача еще третьего дня, а бухгалтер — людоед, а живет толкач не в «Сплендид паласе», но в жуткой корчме на Птичьем рынке, за проживание в сей муниципальные власти должны не брать, а выдавать деньги на молоко, а может быть, даже и на сто граммов. Да и прилетел чрезвычайный и полномочный посол хозяйства не за трактором и даже не за коленвалом, а за прокладкой, цена же ей — шестнадцать копеек.
— Желаю успеха, — любезно сказал на прощание Андрей Никитич. — А я на почту побегу, телеграмму в булгахтерию, вернее — бухгал-те-рию, давать… Все ж таки одолел. Вытолкал!
О скромный труженик, о толкач! Памятник тебе не воздвигнут, но думается, что во всемирный лексикон наряду со словами «спутник» и «самовар», возможно, войдет и это слово. И легко себе представить, как в недалеком будущем на обеде в честь закупки советско-марсианской руды один коммерсант будет спрашивать другого:
— Кто есть тот юркий господин в сером антиметеорном жилете?
— О, дас ист унзер либер гроссер толькатч…
Шутки шутками, а в бюро рекламаций я тоже наконец «просочился» и фронтально подошел к проблеме поломок. Батюшки! Когда я заглянул в книгу учета претензий, я чуть не потерял классовое сознание. Хотелось накинуться на братьев-изготовителей. Выяснилось, что пороги завода обивает ежедневно целый взвод толкачей по штатам военного времени. Так же выросла гамма поломок — нарушение дисбаланса, попадание воды в картер и таи далее.
— Это еще что! — утешил начальник бюро. — Сейчас мы хоть книги учета завели, осуществляем анализ. А ранее вот была каша!
Присутствовавшие вздрогнули. Каша была заварена и оставлена такая, что в ней сломит ногу даже сам начальник ОТК вкупе с двумя тысячами своих подчиненных! Я не оговорился. Две тысячи. Дополнительно сообщаю еще кое-какие интимные цифры: завод успел выработать шестьдесят тысяч двигателей, а запчастей к ним — нуль, мизер, фиговый канцелярский листик. На заводе меня клятвенно заверили, что в целом это не их дело — запчасти.
— В чем же дело? — с маниакально неприличным упрямством интересовался я. — Может быть, в конструкции?
— Да нет, — говорили мне. — Конструкция очень хорошая. Даже отличная. Только масляный насос плохой. А если он из строя выходит, то и весь двигатель — к лешему…
Стал я вентилировать проблему насоса. Но и здесь не удалось прицепиться, навести критику Ведь масляные насосы также не являются делом рук моторного. Они происходят с завода агрегатного. А тот, в свою очередь, «работает» их на неподходящих станках, являющихся делом рук… Позвольте не продолжать. У меня закружилась голова. Я отдохнул под тук-туканье сборки и пошел к главному конструктору. Там я застал знаменательный и, можно сказать, исторический момент.