— Нет, братцы, — говорил Евгений Миронович представителям завода поршневых колец. — Теперь этот номер с негодными кольцами у вас не пройдет. Не приму. Хоть зарежьте…
По доброму, умному и, конечно, усталому лицу конструктора прошла судорога. Было очевидно, что в конце концов поршневики-поставщики его-таки «зарежут» и кольца (с отклонениями по твердости и упругости) он примет. А куда деваться? Ведь не останавливать же завод!
Я бережно закрыл за собой дверь кабинета, откуда вдогонку понеслось бормотание: «…Какое мне дело… Поставьте еще вагранку… Евгений Мироныч… Заставьте, как говорится, бога молить… Не мое дело… Ну, хотите, встану на колени… Не возьму… Ну, возьмите, возьмите… Возьмите же!..»
В здании раздался грохот, перекрывший производственный шум. Возможно, это самый увесистый представитель поршневых колец действительно бухнулся в ноги главному конструктору. А в двери завода входил, озверело озираясь, тысяча первый толкач. Шел ли он клянчить, жаловаться или просто бить, я не знаю, но возмущение толкача понятно. Разрешите его разделить. Ведь я было поддался слезливости, и мне на секунду стало всех жалко. А потом я подумал, что главный виновник — все-таки именно этот завод. Раз он ставит на продукцию свой товарный знак, то нечего кивать на смежников. Не кивать надо, а давить.
Я летел домой и загибал пальцы. Хозяйствам страны нет дела до директора завода. И правильно. Их занятие — пахать. Директору нет отношения до качества. На «четырехугольнике» он круглые сутки решает проблему запчастей. Поставщикам абсолютно нет никакого дела до изготовителей. Они стремятся сбыть свою продукцию. Бюро же рекламаций…
«Постойте, а кому еще нет дела? — задумался я. — Не пропустил ли я кого-нибудь? Ну, точно: себя. Мне ведь тоже, по сути дела, нет особого интереса ввязываться в эту запутанную историю… Да и не толкач я, прости господи! Вот отстегнусь да начну сочинять про них безобидную трогательную корреспонден…»
Тут в самолете вспыхнуло красное табло: «Пристегнитесь!» И я пришел в страх: что, если какой-нибудь масляный насос самолета родом с того завода? Вот был бы компотик…
К СЕВЕРО-ВОСТОКУ ОТ РАЯ
Итак, я отпускник. Это значит, что вместе с другими курортниками я бегаю по билетно-кассовым залам, стучу в пуленепробиваемые окошки своим пока незагорелым кулаком и раздраженно требую плацкарту до рая.
Все хотят в рай. А рай — это Крым. Так сказал когда-то поэт, и администрация замечательного полуострова до сих пор не может расплатиться за эту поэтическую вольность. Поэтому, движимый состраданием к распорядителям крымских горных высей, я останавливаюсь у самых врат рая, в Правоалексеевке, и еду автобусом к северо-востоку. Двенадцать верст — и Девическ: ударение на букве «и», пляжи, «фрукта» и пристани, пахнущие пенькой, йодом, детьми капитана Гранта… В хорошую погоду виден остров Зверючий, а ночью островной маяк телеграфно переговаривается с континентом: «Точка — тире. Плывите сюда. Здесь необозримы пляжи, здесь гуляет ювелирно-хвостатый павлин и олени трутся боками о райскую яблоню, ибо сущий земной рай — здесь. Тире — точка…»
Я и рад бы в рай, да не очень пускают. Ибо, помимо перечисленных маяком прелестей, на Зверючьем также наличествует Хазаро-тьмутараканский заповедник.
— Ружье у вас есть? — спросили у меня местные люди. — Или собака?
— Что вы! — отвечал я. — Просто очень хочу поваляться на тамошних пляжах.
— Мир широк, — дипломатически сказали хозяева рая. — Кстати, ловушек или других орудий добычи зверей и птиц у вас с собой нет?
Я открыл чемодан и честно показал нехитрый отпускной инвентарь.
— Рай ведь не только там, — вздохнул райский распорядитель. — Поезжайте-ка на Пиратскую стрелку, а? Это почище, чем любой рай. А на Зверючий сам Киев нс пускает.
Я с трудом дозвонился до днепровских широт, и в телефонной трубке раздался гром: на проводе был сам Киев. Он спросил, не собираюсь ли я заняться на острове выпасом скота. Я кротко сказал, что не собираюсь. Киев замолчал, оставив вопрос открытым. После попытки договориться о поездке на остров с двумя министерствами и даже с одним товарищем по фамилии Хаки (возможно, я расслышал неточно) я пошел на пристань, связал вещи кульком и отправился на Зверючий вплавь.