— Алло! Сбор грибов, плодов и цветов вы не намерены там производить? — окликнул меня кто-то с берега. — Или фазанов?
— Нет! — ответил я и пустил пузыри.
Меня выловили и повезли на Пиратскую стрелку. И тут я понял, насколько правы были местные люди, утверждая, что мир широк…
Я живу в пансионатском домике, в двух шагах от моря. Единственный мой компаньон — местный сторож Иван Иванович, старый капитан, просоленный всеми океанскими широтами мира. Пока сезон не начался, Иван Иванович — первый министр, гофмаршал и верховный судья здешних мест. Ему не подчиняется только ветер.
— Вот если б он дул бы оттуда, — загадочно говорил морской волк, — тогда б было б дело.
Известно, какое дело: бычки, жирный «колкан» — камбала, судак. Спортивная охота разрешена круглый год по всему Приазовью. В семь утра капитан варит уху и демонстративно кашляет под моей террасой. Я понимаю, что мое штатское разгильдяйство возмутительно, встаю и кидаюсь прямо с постели в сонный прибой. Затем я сохну на песке, где лежит прибитая за ночь «комка», водоросли с ракушками. Грубое слово, но одно бывшее здесь недавно медицинское светило утвердило, что целебным качествам «комки» нет цены — в ней йод, железо, еще какие-то суперполезные элементы…
Следует день, вспоенный ромашками, полынью, дикими степными травами. Ласточки кричат обеспокоенно: скоро пансионат откроется, и сюда уже приехал его шеф-повар, Владимир Михайлович Нога. В жаркое время он ухитряется первоклассно кормить публику бифштексами и печеньем курабье. Сейчас он, словно архистратиг, осматривает свой арсенал: мортирные жерла чанов, аэродромы «жаровочных поверхностей» и холодный цех, откуда будет вестись пристрелочный огонь салатами.
— Жаль только, — мрачнеет шеф-повар, — что Ново-Хатское хозяйство опаздывает с пищепродуктами.
Да! Я обязан вместе с тсв. Ногой возвысить свой голос «за курен». Курортная общественность кушает их с особым энтузиазмом, а снедь нерегулярно подвозится из города по Бердышной дороге.
Впрочем, за такую магистраль даже тишайший царь Алексей Михайлович отрубил бы голову боярину, ведавшему тогдашним дорогохозяйством. Есть, правда, и «чугунка», но строптивые начальники из Приднепровской дороги ни в какую не хотят делать остановку у пансионатов. И отпускник вынужден тащиться с чемоданом до пансионата пешком. Сам товарищ Соболь, первый секретарь райкома, сражается, как леопард, за возможное улучшение, но одних местных сил не хватает…
Я иду по дороге мимо пансионатов, благо, налегке, и бриз овевает мое лицо. Люди добрые, как хорошо здесь и как могло бы быть лучше! Если бы центр уделял внимание, а заодно — деньги. И зачем бы тогда действительно в Крым, если для любителей экзотики и малолюдья здесь впрямь райское место. Истинно говорю вам. Тем более что все время муссируется кошмарный слух: врата крымского рая — Чонгарский мост — якобы перекрыты, и два милиционера — Петр и Павел, звеня ключами, сортируют отпускные души на праведников с путевками и грешников без таковых. От ворот поворот…
Так сюда, товарищ, к северо-востоку! В Девическ, на стрелку. Но где кемпинг? Где столовые, стадионы и танцплощадки? А ведь полезной площади тут семьдесят километров, но об этом знают только знакомые моих знакомых. Ибо нет даже в помине каких-либо проспектов, или путеводителей, или описания здешнего края… И разозленные автоваряги, нарочно окутав Петра и Павла ядовитыми выхлопными газами, разворачиваются и дуют в привычную Одессу. А там уже «пляжится» свой очередной миллион приезжих…
Вопросы теснят мне голову. Я иду в свой домик, а звездные мухи путаются в млечной паутине, и бежит к ним по облакам серебряный паук-луна. Я ложусь спать и уже сквозь неподъемный сон слышу чей-то истерический хохот. Это чайка-хохотунья, а вероятно, «дикарь», попавший сюда впервые и обезумевший от счастья. Всего ему доброго. Завтра мне в путь, на Грохочанск, по побережью, в которое бьет несправедливо обиженная азовская волна…
Поговорим серьезно. Неиспользуемая полоса азовских пляжей составляет около 400 километров, что дает всем нам гораздо больше, чем хваленый-перехваленый Крым. Здесь есть: изумительный песок; температура воды — двадцать четыре градуса; очевидно, лучший в мире микроклимат для болящих ангинами, катарами верхних дыхательных путей и прочая; богатейшая пищевкусовая база с виноградом и «курями». Здесь имеются даже свои Гурзуф и Старый Крым. Я не шучу — любой «дикарь», приехавший в эти места, сможет зимой, не краснея, рассказать, что он таки отдыхал в Ялте.