Не было ничего удивительного в том, что это оказался не пангалактический пароль.
Я замахал рукой, чтобы дать ему понять: я не знаю его языка; постучал по шлему — показать, что я его не слышу; поводил указательным пальцем одной руки по ладони другой — предложил ему попробовать написать все сказанное на своем языке. Тот не слишком быстро схватывал, чего от него хотят, и мне пришлось продолжить пантомиму. Я показал в,?етыре разные стороны и попытался дать понять, что не знаю, куда идти. Я сымитировал ходьбу, стараясь донести до его сознания, что хочу взять его в провожатые. Некоторое время казалось, что все мои усилия потерпели неудачу.
Однако в толпе произошло брожение. Какой-то местный гений наконец-таки догадался, что все мы топчемся на месте, потому что никто не знает, куда нам идти, и решил, что настал его черед подумать о конечной цели маршрута. Растолкав толпу, он выскочил вперед, несколько минут о чем-то горячо поговорил с первым, выиграл спор и вышел впереди нас.
Я отдал ему честь по-военно-космически и произнес:
— Отведи меня к вашему вождю.
После чего процессия двинулась дальше. Он продолжал идти в том же направлении, в котором мы двигались до остановки, не отклоняясь ни вправо, ни влево так долго, что я начал сомневаться, а ведет ли нас этот человек, или просто идет первым по тому пути, который мы якобы выбрали сами.
С возобновлением движения толпа опять стала расти, но медленно. Многие откололись, вероятно, потому, что мы завели их дальше, чем они намеревались пройти, и общее число участников ни разу не превысило тысячной отметки. Город явно был рассчитан на гораздо большее количество людей, чем сейчас в нем жило, но тем не менее, на мой взгляд, сейчас его население имело разумную численность. Это была не просто семейная группа, однако концепция семьи здесь вполне могла иметь место.
Наконец мы все-таки свернули в сторону и тут же оказались в новой части города, где полуразрушенные жилые дома уступили место более крупным зданиям, преимущественно общественного назначения. Большинство их гораздо сильнее пострадало от разрушительного действия времени, чем здания попроще, и лежали грудой развалин или торчали тощими скелетами каменных колонн и обвалившихся арок. Перекрещенные длинные тени лежали на растрескавшейся и закопченной мостовой, по которой мы шли, особенно когда приходилось пересекать открытые площади, где расстояние между фонарями было непостоянно.
Едва я увидел место, куда вел нас провожатый, сердце мое учащенно забилось. Это был сферический купол, ослепительно ярко освещенный изнутри, так что лучи света снопами били из многочисленных круглых окон. Из всех зданий он один выглядел не затронутым всеобщим упадком. Да он к ним и не принадлежал.
Гид подвел нас прямо к двери — большому круглому порталу, похожему на воздушный шлюз гигантского межзвездного фузовоза. Здесь он отошел в сторону и знаками предложил нам приблизиться к двери, одновременно показывая, что дальше мы должны идти без него.
Мы бы и сами пошли, если бы дверь не была плотно закрыта, а у нас имелась хоть малейшая идея, как открыть ее. Рядом с дверью находилось некое подобие панели, укрепленной на покатой поверхности купола, но она была закрыта щитком из прозрачного пластика, который ни на миллиметр не подался от мягких надавливаний и попыток подцепить его пальцами.
Толпа продолжала стоять, выжидая.
— Я начинаю чувствовать себя дураком, — сознался я Мирлину после нескольких минут тыканья в дверь и в ее предполагаемый запорный механизм.
Мирлин уже доставал режущий инструмент. Я с сомнением следил за его действиями, не вполне уверенный, правильно ли он поступает, но в то же время без малейшей мысли насчет возможной альтернативы.
Я вынул нож и попытался лезвием сковырнуть щиток, предположительно закрывавший панель управления дверью. Безрезультатно.
— Это не защитная оболочка от пыли, — высказал свое мнение Мирлин. Скорее, специальный запор. Дай-ка попробую.
Я уступил ему место, и он включил луч резака. Оглянувшись, я посмотрел на толпу, но та стояла, наблюдая за всем происходящим с ангельским терпением.
Центр щитка Мирлин вырезал за несколько секунд. При первом же прикосновении луча пластик вскипел и расплавился. Тогда он выключил резак и стал давить на большую кнопку в середине панели.
Ничего не произошло. Когда он отошел в сторону, предлагая попробовать мне, я обратил его внимание на вертикальную прорезь слева от центра.
— Это, — сказал я, — во всем мире всегда означало замочную скважину.
— Предосторожность, чтобы посторонние не попали внутрь, не так ли? отозвался он.
— И что теперь?
Я занялся критической оценкой ситуации, в которую мы попали, оглядываясь по сторонам, взвешивая каждую деталь и делая прочее в том же духе Однако Мирлин был человеком действия, или же он просто плохо переносил, когда что-то ему не хотело поддаваться. Он опять включил луч резака, поставив его на максимум мощности, и направил на эту чертову кнопку. Пластик головки зашипел, а металл панели, плавясь, окутался языками пламени.
— Эй! — крикнул я. — Ты бы лучше…
И тут я осекся, потому что все огни в куполе — да и в городе тоже внезапно погасли.
Терпение людей в толпе наконец иссякло. Они побежали — рассыпались по укрытиям, как перепуганные кролики.
Когда примерно через полминуты свет включился опять, мне тут же стало ясно, что происходит. Он больше не был ни белым, ни постоянным, как раньше. Городское освещение, правда, не изменилось, но внутри купола что-то произошло. С уровня земли в окна не было видно ничего, кроме длинного, однообразного коридора, очевидно, опоясывавшего купол по периметру. Он был по-прежнему освещен. Однако снопы белого света теперь регулярно перемежались красными вспышками.
Я просто млел от длинной цепочки совпадений. В тысячах световых лет от Земли, глубоко внутри гигантской искусственной планеты, в качестве сигнализатора тревоги использовались красные мигающие огни Галактика в конце концов оказалась устроена весьма по-домашнему. Петли у двери были сверху, и она откинулась вверх, открыв темный полукруглый проход.
Мы двинулись в его темноту, готовые встретиться с чем угодно, что может выползти из мрака. Внезапная вспышка света застала нас врасплох и настолько меня ослепила, что я вообще перестал хоть что-нибудь видеть. Я услыхал болезненно-удивленный крик Мирлина, а затем в мозгу моем возникло ужасное ощущение, как будто в него налили кислоты.
Я заорал.
Мирлин, возможно, тоже, но в таком состоянии слышать его я уже не мог. Был момент, когда мне показалось, что душу мою рвут на части, а затем сознание покинуло меня на долгие, долгие времена.
Пусть это покажется сумасшествием, но очнулся я в прекрасном самочувствии.
Я давно уже смирился с тем, что, независимо от обстоятельств, у человека по пробуждении не бывает хорошего самочувствия, и это есть неизбежный аспект человеческого бытия, но сейчас я ощущал себя свежим, с легкой головой и в приподнятом настроении.
Это удивительное состояние длилось до тех пор, пока я не понял, что представления не имею, где нахожусь. А затем пришло осознание того, что, где бы я ни находился, влип я ужасно. На мне больше не было термоскафандра только майка с короткими рукавами да подштанники, в которых я обычно влезал в термоскафандр. Открыв глаза, я долго моргал, ослепленный ярким светом, и даже вынужден был прикрыть их рукой, чтобы привыкнуть.
Сделав попытку встать на ноги, я обнаружил, что лежу на твердой земле, на боку. Тело не ломило, из чего следовало, что лежу не так давно. Внутреннее побуждение, заставившее меня вскочить на ноги, оказалось на поверку обыденной привычкой, — до меня не сразу дошло, что я стал очень легким. Именно такой вес был у меня во времена забытой молодости, когда мы жили на микропланете в астероидном поясе. Все годы, что притягивала меня к Земле гравитация Асгарда, казалось, растаяли как дым, вернув меня в предшествовавшее состояние.