Я прослушиваю эту информацию, пока наша машина еще идет вдоль берега. Море бросает металлический отблеск на узкую полосу черного песка, лежащую за рядом кокосовых пальм. Изредка встречаются дома рыбаков, возле них — рахитичные ребятишки со вздутыми животами и в слишком коротких рубашонках.
Вот девочка тянет за собой на веревке дохлую кошку.
Листва кокосовых пальм поблескивает на фоне синего неба. Внизу густо зеленеют незнакомые нам растения с широкими темными листьями. По другую сторону дороги — тусклая зелень рисовых полей.
Я начинаю понимать, что в этих краях рис является роскошью для большинства тех, кто его выращивает. Крестьяне Лейте продают часть урожая, чтобы приобрести более дешевые продукты. Они менее питательны, но их можно больше съесть — в результате создается иллюзия сытости. Тем самым люди обрекают себя на истощение из-за недоедания или, вернее, из-за плохого питания.
Известно, что первое выражение обозначает питание, недостаточное в количественном отношении, второе — в качественном. Чаще всего голод — это плохое питание, он нем, не вызывает острых болей, не порождает трагического выражения лица. Человеку почти всегда удается набить желудок корнями, листьями, вареными зернами, разогреть его пряными приправами, которые, к счастью, богаты витаминами. Тем не менее нехватка белков в пище вызывает медленное истощение; о нем не всякий догадывается. Недоедание же скорее удел очень маленьких детей. Они не принимают или не в состоянии переварить неполноценную пищу, позволяющую взрослым обманывать свой желудок. Если, несмотря на крайнее похудание и истощение, они все же выживут, им тоже придется впоследствии питаться корнями, листьями, зернами — иллюзией. В этом переходе от недоедания к плохому питанию, в перманентном голодании — вся жизнь. Я сказал — жизнь. Сегодня на нашей земле это не одна жизнь, а сотни миллионов жизней.
В первой деревне, где мы остановились, в доме, представляющем собой легкую бамбуковую постройку на сваях, я увидел ребенка лет двенадцати, который, протянув вперед руки, ощупью искал дверь.
— Слепой, — поясняет врач-индиец. — Видит только при очень ярком свете. Недостаток витамина «А».
С помощью переводчика я расспрашиваю мать. Да, у нее есть еще дети. Болеют ли они? Но прежде всего, как она распознает, больны они или здоровы?
— Когда они падают, — отвечает женщина. — Когда дети валятся на землю, значит, они больны. С цыплятами бывает то же самое.
Плохое или недостаточное питание большинства жителей Лейте осложняет решение проблем санитарии. Для человека с организмом, ослабленным или изнуренным лишениями (а разве туберкулез, поражающий здесь от тридцати до сорока процентов населения, не является следствием лишений?), билгарциоз становится причиной преждевременной смерти. Истощенному больному противопоказано лечение единственным лекарством, которым мы располагаем, — его способен вынести только сильный организм. Я говорю о фуадине— в его состав входит в основном сурьма. Кроме того, лекарство это слишком дорого (одна коробка стоит пятнадцать песо, т. е. три тысячи франков), чтобы население Филиппин могло им пользоваться. Вот оно — постоянное переплетение проблем! Представители Всемирной организации здравоохранения, призванные найти средства пресечения болезни, — происхождение, пути распространения и последствия ее уже известны — сразу же оказываются перед лицом сложной ситуации, созданной историческими, географическими, экономическими и религиозными особенностями. Эти люди вновь и вновь сталкиваются с тем, что я открываю впервые: прежде чем врачевать человека, следовало бы «лечить жизнь». Подсказывать властям, какие экономические меры следует принять, чтобы дать возможность филиппинцам лучше питаться, не входит в поставленную перед нами задачу. Нет сомнения, что такие меры можно изыскать. Столкнувшись с тем фактом, что владельцы больших поместий в две тысячи гектаров собирают четыреста тысяч кокосовых орехов в год, я предаюсь, по примеру Толстого, мечте о разделе земли.
Представителям Международной организации здравоохранения некогда предаваться мечтаниям. Они изыскивают средства борьбы с болезнью и одновременно обучают население правилам санитарии. Прежде всего следует проникнуть в мир легенд, однако отнюдь не стремясь разрушить его. Безусловно, в этот мир можно и должно внести свет…
2 ноября. Какой свет? Мы научились остерегаться тех, кто считает своим долгом просвещать народы. Даже при самых чистых намерениях такие люди воздвигали между собой и просвещаемыми народами высокую стену, которую никакое человеколюбие не в силах было преодолеть. В наши дни любое сотрудничество должно проводиться с умом. По моему мнению, следует сначала понять точку зрения окружающих, проверяя преимущества собственных добродетелей и верований на опыте тех людей, чьи верования кажутся нам особенно чуждыми. Так мы и поступаем на Филиппинах.
В тех деревнях, где представители Всемирной организации здравоохранения проводят обследование, они прежде всего изучают широко распространенные здесь легенды и сказания. Чувствуя себя на земле одинокими, жители этих отдаленных островов населили небо. Они поделили его на несколько этажей. Наверху пребывают божества и католические святые, ниже — над самыми вершинами деревьев, — словно молчаливые, грустные птицы, парят феи. Их называют «encantos». Одни из них черные, другие — белые. Но я не знаю, какой из этих двух цветов означает «порчу», жестокость, смерть. Возможно, что белый цвет. Здесь приходится отречься от привычных нам ассоциаций, Черный цвет может олицетворять радость, а белый — угрозу и кошмар.
Густой шатер из листьев простирается над нашими головами. Мы идем по жесткой, блеклой траве, рискуя на каждом шагу наступить на кобру, — энать — это еще далеко не все. Мы должны проникнуть во тьму религиозных представлений.
Пока мы гуляем, выступающий в роли гида крестьянин показывает нам деревья, в листве которых живут феи. Мы заходим в дом к «herbilario» — знахарю, лечащему травами. Хотя он слеп, перед ним на столе горит масляная лампа. Знахарь рассказывает нам об «aswangos». Это люди, которыми овладели бесы. Ваш сосед или соседка, день за днем ведущие на ваших глазах столь же будничную и примитивную жизнь, как и вы, ночью вдруг оборачивается животным и исчезает из деревни. Теперь это существо несет людям страдания и смерть. Там, где живет оборотень, на потолке не заводится паутина — вот единственный признак, который позволяет проверить преследующие вас подозрения по отношению к ближнему.
Люди здесь живут в атмосфере вечных подозрений. Зло таится повсюду — в воздухе, на деревьях, в траве. Под каждым листом подстерегает «сглаз» и неприятности. Никогда ничего нельзя знать наверняка. Человек окружен — мраком неведения. День — не что иное, как уловка ночи; свет — всего лишь маска, которой прикрывается оборотень.
Можно сказать, что в здешних местах масляная лампочка слепого знахаря — единственный символ знания. Все остальное — тревожно. И мы должны проникнуться тревогой, преследующей по пятам этих людей.
Вся мифология поднята на борьбу со «злыми духами». Ведь если безнадежные болезни на острове вызваны кознями фей и оборотней, то существует нечто, противостоящее этому злу. Подобная уверенность дает какое-то утешение. Мифы — инстинктивная самозащита изолированной личности; в болезни она видит мистическую связь человека с природой.
В деревне Пало, напоминающей вместе со своей большой иезуитской церковью мексиканскую деревню, некоторых больных начали лечить препаратом фаудина. Больные выздоровели. Жителей деревни охватила паника: мучившие их болезни, в которых они отчасти винили злых духов, внезапно предстали перед ними в своей простой материальной сущности. Оказалось, что болезни можно одолеть лекарством. Но лекарства мало, оно дорого стоит, принимать его в известных случаях опасно, врачи не решаются прописывать его больным с ослабленным организмом. Те же, кто может принимать лекарство, боятся, чувствуя себя одинокими жертвами отчаянной несправедливости. Они считали, что их преследует нечистая сила, а оказалось, что они просто больны тяжелой болезнью и в небе нет духов, а на земле есть врачи, и приходится платить за снадобья.