В седьмой день приехал ко мне посланный и привез как Волатилию, так и мне грамоты к Государю, в землю которого мы ехали, с тем повелением, чтобы мы путь наш продолжали. Сей посланный рассказывал мне, что сколь скоро содержание моего письма обнародовали, то весь город был иллюминован, и такое множество заказано было делать колясок и носилок, что он думал, что по возвращении своем никого не найдем без оной. Грамоты наши гласили так:
«Гиппомене Коннуференто, Великий Государь и Владетель пространнейшего на всем земном круге государства, Раздавателъ королевств, Судья Королей, Защититель справедливости, Свет мира, Радость солнца, Увеселение смертных, Бич мучителей, Покровитель притесненных, посылаем сильному Владетелю Луны и Государю сея прекрасные Планеты наш поклон.
Дражайший и любезнейший брат!
Сильнейший Государь!
Понеже как во времена наших предков, так уже и в наши века сомнением колебались, обитаема ли Луна или нет, то Мы, имея всегда особливое желание к споспешествованию общего блага, и твердо надеясь, что Между сими двумя светами к общей их пользе доброе согласие восстановлено будет, отправили Наших двух Послов, Волатилия и Пробузомо, с тем, чтоб найти путь в Ваш свет и Вас сколько возможно уверить, что Мы ничего так много не желаем, как восстановить взаимное вечное дружество и сыскать случай доказать Вам самым делом Нашу преданность; и в сем намерении просим Вас отправить и в Наш свет Ваших Послов, с коими бы могли советовать об общей пользе. Наконец, Послов Наших препоручаем Мы Вашему покровительству. Прощайте. Дана при Нашем дворе и пр.»
Волатилио последовал сему повелению и полетел вверх, одевшись весьма тепленько и взяв с собою двух служителей. Он ехал так скоро, что мы в короткое время потеряли его из виду. Десятеро из свиты летели за ним часа с три, дабы узнать, в которую сторону он путь свой направит.
Для избежания же паров, подымающихся вверх от солнечного зною, и которые бы препятствовали ему ночью в пути, отправился он на самом рассвете. Как скоро провожатые его назад возвратились, то я отправил ко двору нарочного с известием, что как тонкость воздуха, так и стужа нам в пути ни мало не препятствуют. Сия ведомость была причиною, что всякий с великою жадностью покупал акции новой компании за такую цену, какую требовали.
Следующего дня ввечеру возвратился к нам Волатилио. Как скоро он меня увидел, то вскричал: «Радуйся, любезный друг! я достиг атмосферы и нашел, что догадки мои были основательны. Ибо, как скоро вылетели мы из пределов магнитной силы земли, то на воздухе сидели так точно, как на твердой земле; воздух там умеренный, и нимало не тонее здешнего». Тогда отправил я вторично нарочного ко двору с сим известием; но понеже придворные распродали уже все свои акции, то разгласили по всему городу, что Волатилио назад не возвратился, а потому и я начал сомневаться о счастливом успехе в нашем предприятии и думал, что он, конечно, умер.
Сие вселило в жителей такой страх, что цена акций вполовину умалилась. Придворные не покупали, да и не продавали их более, потому что чрез своих поверенных раздали по другим, хотя и объявляли, что они имеют их еще довольное количество. Я говорю здесь о таких придворных, которые всю тайну знали.
Посланный от меня возвратился назад и привез мне тайное повеление, чтобы разглашенное подтвердить известие, что я и принужден был учинить. Притом в особливом о том нам указе приказано было пробыть на месте 8 дней. Сие Волатилию весьма не понравилось, да и я должен признаться, что сия ведомость произвела во мне великое любопытство, и медленность сия казалась чрезмерно неприятною. Со всем тем, должны мы были повиноваться тому без всякого размышления. Возвратившийся посланный рассказывал мне, что после последних моих писем упали акции пятью процентами, что на улицах везде слышны были стенания, так что не мог он довольно описать происшедшую от того перемену. В письме, полученном мною от Министра, приказывано мне было уведомить его, что Волатилио назад возвратился и что, не нашед никаких препятствий, приуготовляюсь я к продолжению пути. Наконец объявлял мне в оном, что двор скупил великое множество акций и, чтобы я ни мало не сомневался быть при том забыту и, не дожидаясь более никаких наставлений, поспешал своим путешествием.