Тяжелый шелк стяга над Ратушей обессилено обвис, блики солнца скользили по серому полотнищу. Взмывали, заслоняя солнце, испуганные голуби и снова тяжело осыпались в пыль. Забившись в узкую тень, вывалив, как флаги, розовые языки, тяжело дышали от жары бездомные псы. Прошла, позвякивая крюками, похоронная команда. Над далеким кварталом взметнулось дымно-оранжевое пламя.
Несмотря на жару, окна во втором ярусе Ратуши - окна со свинцовыми переплетами и мелкими стеклами - были захлопнуты наглухо. В трещинах старого стекла золотом сияло солнце. Проникая сквозь пыль, ложилось бледными квадратами на плиты, на стол, заваленный книгами и свитками. Тут же стояли блюда с остатками еды, тлела сальная свеча. Стулья были в беспорядке сдвинуты и частью опрокинуты, словно из залы совершалось поспешное бегство. По углям в очаге, занимающем торцовую стену, пробегали искры. Воздух был спертый, душный. Со стен усмехались крылатые люди в синих, белых и ярко-алых одеждах. Трое живых людей рядом с ними казались совсем маленькими.
- Хель, ты должна уехать.
Она упрямо помотала головой.
- Хель, скоро может быть уже поздно. Может, поздно уже сейчас.
- Я не для того закрывала город, чтобы нарушать собственные приказы.
Лонк, когда-то прислужник ее отца, а теперь хатанский бургомистр, ожесточенно поскреб рыжую бороду:
- Упрямая дурочка. Думаешь, мы не справимся?
Хозяйка отвернулась к окну.
- Хотела бы я знать... - пробормотала она, упираясь лбом в стекло. Хотела бы я знать, откуда пошла зараза.
- Завезли купцы, - хмыкнул Саент. - Предосенний торг...
Она задумчиво посмотрела на старого друга. Неужели наместничество в болотном Бивресте так затемняет разум? И все же среди всего лохого - хорошо, что он приехал. Саент - человек надежный.
- Объяснение для дураков. Я говорила с соглядатаями. Купцы приехали седьмицу тому, все здоровые.
- Подъезжали еще...
- Здоровее нас с вами.
(Собеседники Хели были, скромно сказать, не маленькие.) Лонк хмыкнул.
- А ведь ты права, Хозяйка, - помрачнел Саент. - Я расспрашивал тоже.
Он хлопнул тяжелой ладонью по столу. Над фолиантами взвилось облачко пыли.
- Поветрие началось в казармах.
- Надо проверить девиц из Веселой Слободы.
- Надо вызвать войска из пригородов.
- Нет.
- Тогда мы скоро останемся без армии.
- Народ рвется из города. До открытого бунта пока не дошло...
- Ночью выловили троих.
- Солдаты валятся с ног.
- Укоротите стражи.
Хель села, отодвинув тяжелый стул, положила голову на скрещенные ладони.
- В городе хлеба на три дня.
- Откройте амбары. Выдавайте даром, но поровну.
- И все же, Хель, - Саент положил ей руку на плечо. - Уезжай. Двуречье не выстоит без тебя.
- Да обойдется без меня Двуречье!
Она подняла на Саента усталые карие глаза:
- Говорят, женщины заболевают реже.
- Увезем тебя силой.
- Попробуйте.
Драпировка качнулась от внезапного сквозняка. Два стражника в бахтерцах швырнули на пол комок лохмотьев - то, что было некогда человеком. Тот с усилием вскинул залитое кровью лицо.
- Кто это?!
В ответ один из стражников выставил на пол шкатулку:
- Он рассыпал в Кузнечной слободе это.
Саент оказался быстрее, подхватил шкатулку каминными щипцами и швырнул в огонь.
- Крикните сменщиков и - в баню! Ни с кем не говорить, ни до чего не дотрагиваться; одежду и латы в огонь.
- А как...
Саент зашипел так., что испуганный латник отскочил.
- Лонк, огня! - Хель тоже догадалась, в чем дело. - Прокали пол по их следу и отправь лекарок в предместье. И десяток воинов. Пусть запечатают колодцы. Кто ты?!
Человек сплюнул кровавый сгусток.
- Храмовник, - пробормотал Саент. - Слуга Щита. Так вот откуда у морны ноги растут. Что скажешь?
Служитель Предка молчал.
- Тебя будут пытать.
- Пусть.
- Ты знаешь, как остановить заразу.
- Мне все равно.
- Да-а... - протянула Хель. - Вы искусны в предохранении от болезней. Саент, воинов в Храм. Не выпускать никого.
Храмовник вдруг вскочил, метнулся к Хели и схватил ее за руки.
- Будь проклята, ведьма! Тень Щита на тебе!
Хель с усилием стряхнула его руки. На храмовника медведем воссел вернувшийся Лонк. Тот брызгал слюной, бился:
- Я сдохну, но утащу тебя с собой!! Тебя, ведьма! И тебя! Всех! Как я вас ненавижу...
Саент пнул носком сапога бездыханное тело:
- В обмороке... Раздевайся, Хозяйка. Все в огонь.
Кинул на каменный пол в середине покоя все дрова. Недовольный. прибавил, разбив о край стола. несколько стульев, швырнул в общую кучу груду бумаг, поджег от очага. И вместе с Хелью и Лонком вошел в огненное кольцо.
Храмовник от жара очнулся. стал извиваться и стонать, Саент оглушил его снова.
Хель прибила ладонями затлевшие волосы и даже не почувствовала боли. Горький дым раздирал горло и наворачивал слезы на глаза. Огонь прыгал в опасной близости от тел.
Саент сильно сжал ее руку:
- Девонька, терпи...
Хель сидела, накрывшись чистой рубашкой, у стола. Груду головешек с середины комнаты убрали, и о ней напоминали только едкий запах и черное пятно копоти да слезящиеся глаза. Несколько ожогов смазали маслом и перевязали.
- Даст Милосердная, обойдется. Тебе бы в постель, Хозяйка.
Хель дернула плечом.
- К тебе шествие.
- Смеешься...
- За разбой, учиненный в Храме.
Хель подскочила.
Саент ухмыльнулся.
- Я их затолкал в отстойник. По нарушению указа о сборищах. О храмовниках дознание ведется.
- Если что - сразу ко мне. И глашатаев на все перекрестки. Пусть не рядятся невинными.
- Сделано.
Саент посмотрел на нее с любовью. Всю бы кровь отдал по капле, чтобы с девочкой не случилось худого. И так сколько пережила... Ну, время покажет.
Как же им не хватало этого времени!
- От Антонии хартия. И Райнара.
Хель улыбнулась, вспоминая корявые строчки сына. Скучает, любит. Счастье, нет малыша в этой заверти.
- Спасибо, Саент.
- Не за что, Хель.
Они переглянулись, улыбнувшись друг другу.
Весть о морне застала Мэя на охоте. Бледный, как крашенина, гонец бухнулся в ноги владетельного бургомистра, с трудом выталкивая из горла слова. Мэй побледнел не меньше гонца и погнал лошадь в город. Когда ее уводили от крыльца, лошадь хромала и с губ падала кровавая пена.