Молодые подруги ее вывели из сего случая полезное для себя нравоучение.
" Ах! сколь пагубна для нашей сестры болтливость"! — шепнула одна другой на ухо.
" Ты, верно, тронулась тем, что девицу… за болтливость выгнали из собрания? ответствовала та, — в этом виноват больше отец ее. Да и она не права: не глупа ли она, что умевши поссорить двоих простаков, не успела сделать безделицы, а именно, схоронить концов. Я бы так сделала, чтобы сто человек перерезались и не узнали, кто их стравил".
Между тем один из гостей подошел ко мне и задал следующий вопрос: "У вас, милостивый государь в большом свете есть ли подобные сей девушки"?
— Нет, или по крайней мере очень мало, — ответствовал я.
— О! Так мы можем хвалиться перед вами! — вскричал он с восторгом.
— Очень можете, — отвечал я.
— Какая ж бы этому была причина? — сказал он, поморщившись с важностью.
— Причина та, отвечал я, — что у нас должность смутниц и переносчиц вестей отправляют большею частью пожилые женщины.
— Чем же занимаются девушки? — возразил он.
— Женихами, любовниками; а когда наскучит им чесать Амуру кудри, перебирают скляночки с духами и прочим.
Он пошел от меня, доволен будучи моим ответом; а я рад был тому, что дал ему надлежащее понятие о девицах большого света, об которых здесь, в мелких городах, по невежеству своему, не очень хорошо думают!
Письмо XXI.
Отец, которому не надобно бы иметь детей.
Дня с три тому назад ездил я с одним приятелем своим в село господина П., который принял нас и угостил очень хорошо. Угощение состояло большею частью в одних извинениях хозяина. Извините меня, твердил он беспрестанно, что я угощаю вас по-деревенски. В самом деле, все было деревенское; деревенской дом, деревенской хозяин, деревенская хозяйка, деревенские дети. Все они хороши; но дети, из коих одному десять, а другому одиннадцать лет, такие соколы, что едва ли не перещеголяли самого записного повесу — Митрофана Трифоновича. Это ни мало не удивительно, что они перещеголяли чучело — Митрофана: таких щеголей весьма много; но то странно, что при них живет издавна знакомый мне весьма исправный учитель. В продолжение стола дети делали различные шалости, и учитель, сидя подле них, не сказал им ни одного слова. Вот что меня удивило!
По окончании стола я подошел к учителю и по старинному моему с ним знакомству сказал ему: "Я удивляюсь, государь мой, что вы будучи человек всегда к должности своей рачительный, строгий и любящий благопристойность, позволяете воспитанникам своим делать такие шалости.
" Не удивляйтесь! — отвечал он, — родители их с нами же были, поступки их видели: но так же, как и я, не сказали им ни слова. Будьте уверены, что шалости их для них приятнее, нежели скромность и вежливость.
" Не ошибаетесь ли вы? — возразил я, — может быть, родители потому только ни во что не вмешиваются, что поручили воспитание детей своих совершенно вам?
Совсем напротив, — отвечал он, — они мне настрого запретили учить детей своих благопристойности в поведении.
" Едва ли можно найти таких родителей, которые бы детям своим желали прямо зла", — сказал я с некоторым неудовольствием.
" Быть может! — отвечал он, — но здешние родители точно таковы; я докажу вам это опытом".
Не успел он выговорить слов сих, как старший ученик его подскочил к столу, схватил тарелку с вареньем и начал кушать его с чрезвычайною торопливостью, как будто бы кто его погонял, или грозил вырвать у него из рук тарелку. Опорожнивши тарелку, он бросил ее на стол так сильно, что она, перевернувшись раза с три, слетела на пол и разбилась в дребезги.
Учитель, желая доказать справедливость сказанного им, взял ученика своего за руку и отвел от стола.
Приметя сие, госпожа П. воспылала материнским гневом и закричала на учителя: "А вам какое дело жалеть чужого добра? Слава Богу! Тарелок у нас довольно. Пусть он бьет их на здоровье! Хоть все перебей, мы других купим".
" Не в тарелках дело сударыня! — отвечал он, — я знаю, что у вас их довольно; но не худо, кажется, было бы, если бы дети ваши знали благопристойность".
" Благопристойность… — подхватила с язвительною усмешкою госпожа П, — вот еще какой мудрец! Хочешь учить благопристойности? Разве сами мы не знаем ее? Мы не подряжали вас учить детей своих благопристойности. Так вы и знайте один свой французский язык"!
Учитель замолчал и, взглянув на меня, улыбнулся.
— Ну! Правду ты говорил, — подумал я сам в себе, — дети Г. П. в школу твою вступили поросятами, а из нее выдут взрослыми свиньями. Между тем в другой комнате послышался мне пронзительный крик; я приложил ухо и услышал, что меньшой сын Г. П. бранит слуг своих отборнейшими ямщичьими словами. Прошло около четверти часа, но он не переставал читать похвальные речи свои всем попадающимся ему в глаза. Наконец дядька, приставленный ходить за ним, взошел к нам и принес жалобу господину П. Сей, не говоря ни слова сыну своему, пошел вон, сказав дядьке: "Поди за мной"! По выходе их госпожа П. сказала с насмешливым видом: "По делам вору и мука"! -
Я думал, что Г. П. пошел наказывать сына своего за учиненную грубость; потому начал просить госпожу П., чтобы они на сей случай хоть для меня простили ему сию небольшую вину.
" Нет, государь мой! — сказала она, — ежели дать им потачку, они готовы, и Бог знает, как изувечить детей наших. Никто, они же виноваты, что дети знают такие ругательные слова. Им бы не от кого их услышать и перенять"!
Тут-то я узнал, что повели наказывать не молодого барина, а престарелого дядьку его; но что делать, видно того требует правосудие!
Спустя несколько минут, виновник зла сего вбежал к нам, и приблизившись к брату своему, с радостным видом сказал ему довольно громко: "Братец! Братец! Ведь дядьку-то нашего батюшка высек, и он божился, что никогда ничего, чтобы мы ни стали делать, не будет на нас сказывать ни ему, ни матушке. Теперь-то нам будет воля! — качай во всю Ивановскую".
Сказавши сие, пошли они в другую комнату, передразнивая дядьку своего, как он кричал и вертелся под плетями; чем очень насмешили родителей своих, которые осыпали их похвалами за таковую переимчивость.
" Как я буду настоящим барином, — сказал меньшой брат, — так стану сечь людей еще больше, нежели батюшка.
" Так и должно! — отвечал другой, — я часто слыхал от матушки, что без побоев от них и добра не видать; а бить их ничуть не грех: лакей хуже собаки".
" Вот настоящие дворянские чувствия", — подтвердил меньшой.
Я советовал учителю оставить этот дом, хозяин коего поставляет преимущество свое пред лакеями в том только, что подобно сильному скоту может бить скотов слабых.
" Я давно намерен, — сказал он, — это сделать: доживаю только год. Вы можете представить, сколько должен я перенести огорчений и от учеников своих! Ежели во время учения случится мне сделать им выговор за неисправность, они тотчас расплачутся, заверещат сколько есть силы. Отец и мать прибегут, как бешеные, начнут упрекать меня, что обременяю детей их ученьем, довожу их до слез, причиняю им головную боль, на которую они ежедневно жалуются, и которая им препятствует учиться, и прочее, и прочее.
Любезный друг! Ты, может, прочитавши описание сих дворянчиков, скажешь с г. Правдиным, что их ничто не может исправить, кроме военной службы: средство доброе, надежное! — но, к сожалению, Митрофан и в отставке таков же, каков был в недорослях. Как бы то ни было, по моему мнению дети Г. П. ежели проучить их под ружьем, могут сделаться несколько оборотливее, вежливее; но ничуть не человеколюбивее. Будучи
простыми дворянами, они почитают людей своих хуже собак; какова же будет участь сих бедных людей тогда, когда господа их сделаются дворянами-офицерами?