Веландер заползла под гору мешков и сумок. Ларон смотрел на запад, пока не скрылись из вида последние кольца Мираль.
– Теперь она уснула, – вздохнул он. – На самом деле она мертва, но лучше не говорить – это задевает ее чувства. Она снова станет активна, когда взойдет Мираль. Так что ближайшие двенадцать часов или около того тебе придется терпеть мое общество.
Сентерри не знала, что и думать. Терпеть его общество? Может быть, Ларон хочет, чтобы она расплатилась с ним за спасение тем единственным достоянием, которое у нее было? По крайней мере, это была плата за свободу, а он выглядел милым, несмотря на некоторую запущенность и грязноватость. С другой стороны, он казался… слишком хорошо воспитанным и скромным, чтобы требовать таких услуг.
– Мой господин Ларон, что доставляет тебе удовольствие? – осторожно начала она.
Ларон перевел взгляд с дороги на сидевшую рядом девушку, покосился назад, в глубину повозки, затем на запад, в сторону гор.
– Раз уж ты заговорила об этом, мне бы доставила огромное удовольствие возможность вздремнуть полчаса, – признался он и передал ей вожжи. – Следи за дорогой, мы должны все время двигаться на запад.
Сентерри никогда в жизни не правила, но ей удалось держать ситуацию под контролем, пока Ларон, поудобнее устроившись на узкой скамье – насколько это позволяли условия, дремал в сидячем положении. Лошадь мерным шагом шла на запад, и Сентерри помахала рукой местным крестьянам, оглянувшимся на путников. Вскоре стал накрапывать мелкий дождик, потом он усилился. Ларон покачнулся, и Сентерри протянула руку, чтобы поддержать его, а затем медленно опустила его голову себе на колени. Он не проснулся. Она провела рукой по его волнистым волосам, затем коснулась бороды. Прядь выпала и осталась у нее в пальцах. Она тихонько хихикнула, а затем поцеловала этот пучок волос и осторожно прижала его назад, к щеке.
Ларон проснулся и обнаружил, что голова его покоится на коленях Сентерри, а ее рука лежит у него на груди. Он немедленно попытался сесть, но девушка удержала его.
– Неужели деревянная скамья удобнее, чем мои колени? – спросила она уверенным, царственным тоном.
– Нет, конечно нет, – признал Ларон.
– В таком случае оставайся там, где находишься.
«А эта девица привыкла отдавать приказы», – отметил про себя Ларон, погружаясь в мягкость нежданной «подушки». Она погладила его по волосам, потом рука ее замерла в его кудрях.
– Ты все еще выглядишь усталым, – сказала она. – Когда ты спал в последний раз?
– О, где-то там, в пустыне.
– Я спросила не где, а когда.
– Не помню.
– Ты не заботишься о себе как надо.
– Я все еще жив, – усмехнулся он. – Это не так уж плохо.
Только теперь Ларон понял, каким сильным стал дождь, однако навес повозки выдержал испытание, надежно укрывая их от воды.
– Судя по дорожным указателям, мы доберемся до Гладенфала во второй половине дня, – сообщила Сентерри.
– Слишком быстро, – проворчал Ларон. – Как долго я спал?
– Часов восемь, может быть, десять.
– Восемь часов! – воскликнул юноша, резко поднимаясь и усаживаясь на прежнее место, прежде чем Сентерри успела удержать его.
– Да. Видимо, мои колени оказались достаточно уютными.
Ларон покраснел. Сентерри хихикнула. Он потер ладони, затем размял колени, провел пальцами по волосам и присмотрелся к торчавшему у дороги камню в надежде, что это верстовой столб, а потом подул на кончики пальцев и снова потер ладони, наконец они миновали настоящий верстовой столб.
– Вот это да! Мы почти у самого Гладенфала, – ахнул он, прочитав отметку на камне.
Сентерри подалась вперед, обхватила ладонью затылок Ларона. Развернула его голову лицом к себе и решительно поцеловала юношу в губы. Им удалось не сбиться с пути лишь потому, что лошадь сама выбирала дорогу, предпочитая утоптанный грунт.
– Веландер просила быть доброй к тебе, – прошептал Сентерри. – Это можно назвать добрым жестом?
– О да, – признал Ларон. – Но я не уверен, что она подразумевала именно это.
– Она будет ревновать?
– Нет, но она станет жалеть о том, что ее кровь холодна, а жизнь покинула тело. Она не может делать кое-что, например целовать. Это слишком опасно.
– Я не хочу, чтобы ей приходилось о чем-то жалеть. – Сентерри взглянула на дорогу впереди.
– Я согласен с этим.
– Может, нам просто не стоит рассказывать ей.
– Хорошо. Все равно я этому не особенно верю.
– Почему? – искренне удивилась Сентерри.
– Ну, знаешь, ты красивая, а я… Ладно, мне не нравится говорить о себе. Это навевает грустные мысли.