Ларон снял с безжизненного тела девушки шарф, окутывавший голову, и пригляделся к венцу со сферой-оракулом, надетому уже много месяцев назад. Установки магической конструкции не изменились, но в этом не было ничего странного. Произвести изменения мог либо он сам, либо Девять, а он велел ей не прикасаться к необычному головному убору.
Ларон колебался. В определенном смысле он даже не хотел знать всю правду. А что, если он ошибается? Или того хуже: что, если Веландер тогда выжила, но теперь уже растаяла до конца? Проведя несколько линий на полу, он произнес слова силы, подготовившись к переходу в эфирный мир. Он оставил тело, ощущая боль. В странном, сумрачном пространстве он видел силуэты и огни десятков магических устройств, контуры магических стражей и вестников, перемещавшихся неподалеку. Его не удивила плотность магии вокруг, в конце концов, он находился в академии Ивендель. Но он точно знал, что искать. Прямая оранжевая ось, тонкая линия, не толще паутинки. Ларон шел медленно, пробиваясь между фейерверками искр и сплетением щупалец, словно попал под дождь разноцветных, мерцающих камней. Ему пришлось потратить некоторое время на поиск оранжевой нити, потому что она сильно поблекла. Исходящее от нее свечение было скорее воспоминанием об оси, чем настоящей эфирной конструкцией.
– Веландер, – позвал он, всматриваясь в темноту.
Он подождал ответа. Потом услышал что-то похожее на мяуканье, точнее – на писк котенка. Возможно, писк ему только показался.
– Веландер, это Ларон.
– Ларон, – это был шепот, совсем тихий, но отчетливый.
– Веландер! Не говори больше ничего, не пытайся двигаться. Береги силы, я смогу помочь тебе, еще не поздно.
Слова Ларона, однако, основывались лишь на надежде. Все связи между бледными останками Веландер и ее телом были разорваны, ее решимость жить практически исчезла. Словно в легенде о принцессе, отец которой обнаружил, что у дочери есть тайный возлюбленный. Он поклялся, что юноша никогда больше не поцелует девушку, но та переоделась пажом и проникла на казнь. Когда палач отрубил голову ее любимого, она бросилась вперед и подхватила ее. Глаза мигнули, губы шевельнулись в последний раз, как будто юноша узнал ее, и тогда она поцеловала его в губы в тот самый момент, когда жизнь покидала его. Вспышка ярости заставила короля отдать приказ немедленно отрубить голову и непокорной дочери, но ни рассказчики, ни слушатели не интересуются мелкими и неприятными деталями, которыми неизбежно полна такая история помимо доли романтики.
В ситуации, в которой оказался Ларон, и вовсе не было никакой романтики. Но перед ним и вправду была Веландер. Возможно, Веландер. Она ничего для него не значила. Она была злобной, мстительной, предвзятой, помешанной на собственной правоте, недоброжелательной интриганкой, у которой не имелось ни одного настоящего друга. Но сейчас она была беспомощной, одинокой и отчаявшейся. Одинокой. Это хуже всего. Ядро ее личности еще могло немного протянуть в полузабытьи, но Веландер не напоминала обезглавленного возлюбленного несчастной принцессы. Ее смерть не была неизбежным будущим, потому что и так уже произошла. Отзвуки жизни еще чувствовались, но как долго удастся их сохранить?
Ларон соткал нити-связки, соединив их с угасающими останками девушки, и та легко, одним рывком оторвалась от оранжевой оси. Сфера-оракул на теле Веландер представлялась в сумрачном мире сверкающим центром, твердым и реальным объектом, зависшим в воздухе. От нее отходили тысячи эфирных отростков, вросших в плоть, но к душе Веландер вели всего три-четыре тонких линии. Веландер. Он едва не укусил ее в шею тогда, на корабле, когда держал над водой и грозил утопить. Она предал Терикель, она совершила невероятную глупость, похитив венец и надев его на себя. Он никогда не любил ее, даже уважение к ней было подорвано, но теперь все это не имело значения, потому что она даже не была жива.
«Но я – здесь», – подумал Ларон.
С редкой настойчивостью, почти с одержимостью, он одну за другой связал одиннадцать ниточек с энергией венца.
– Ты снова в своем теле, Веландер, – объявил он.
– Ларон… только ты поможешь… никогда не сомневалась…
Она верила в него. Но почему? Все, что он сделал для нее, это вернул слабую душу в тело, чтобы они умерли вместе, как единое целое. Но Ларон был слишком большим романтиком. И хотя при жизни Веландер он бы, завидев девушку на улице, перешел на другую сторону, чтобы избежать встречи, теперь она беспомощна. Холодная рука Смерти уже опустилась на ее плечо. Ларон вытянул нити собственной эфирной энергии и направил их к Веландер, нащупывая теплившийся в ней призрак жизни.
– Голодно, холодно… – пробормотала Веландер.
– Это хорошо, дискомфорт – это признак жизни! – горячо заверил ее Ларон.
Но это была ложь. Дискомфорт означал, что жизнь находится под угрозой. Избыток дискомфорта может убить. «Интересно, когда отрубают голову, это тоже вызывает чувство дискомфорта?» Он понимал, что его поддержка не продлится долго; эти нити необходимо все время возобновлять. Как в старые времена, когда сам он существовал только за счет заимствования чужой жизненной энергии.
«Заимствование жизненной энергии», – подумал Ларон.
Когда он вернулся в свое тело, оно лежало на полу. Конечности отяжелели из-за потери сил, израсходованных на Веландер. Он медленно встал, а потом посмотрел на распростертое на кровати тело священницы. Сфера-оракул поддерживала целостность ее организма, и при должном уходе тело может протянуть много десятилетий. А когда Веландер все-таки умрет, чужеземная колдунья Элти сможет использовать это тело, как канал для новых визитов, передавая знания далекого мира Верралю. Но только когда Веландер по-настоящему умрет. Только тогда. Люди будут проявлять нетерпение, ожидая этого события. Но кому захочется выкинуть душу из ее законного вместилища?
Ларон склонился к Веландер, вглядываясь в ее бледное лицо. По щеке девушки скатилась слеза и замерла на губе.
– Многие гораздо больше заслуживали смерти, чем ты, – печально сказал он, а потом добавил: – Даже несмотря на то что ты самоуверенная, невыносимая дрянь.
Ларон вздохнул, на мгновение прикрыл глаза, а потом произнес еще одно заклинание пути, открывающее связь с эфирным миром.
– Веландер, ты слышишь меня? – обратился он к останкам ее души. – Это снова Ларон.
– Ларон…
– Веландер, ты должна довериться мне. Я должен узнать твое истинное имя. Я буду честен с тобой: шансов у тебя крайне мало. Нам остается один-единственный способ спасти тебя, и его никто никогда еще не использовал. Независимо от того, добьюсь я успеха или потерплю поражение, я заслужу этим ненависть всех обитателей Акремы и Скалтикара, но все же я хочу попробовать.
– Ларон, я хотела сказать… я люблю тебя… но это было бы ложью.
– Огромное облегчение. А теперь ты назовешь мне свое истинное имя? Ты доверяешь мне?
– Доверяю… без этого, что есть я?
В голове Ларона эхом прозвучало истинное имя Веландер, Тогда он снова вернулся в реальный мир, в свое тело. Сдерживая страх и тревогу, стараясь не торопиться, но и не медлить, он, словно вор, пробирающийся через королевскую спальню с украденной короной в руках, взялся за дело. У него подкашивались и дрожали колени, когда он поднял руки Веландер и поднес их к венцу, произнося ее истинное имя, а затем прижал ее ладони к магическому объекту и подтолкнул его вверх. Венец легко скользнул с головы. Только после этого Ларон взял его.
– Ну вот, теперь обратной дороги нет, – сказал он и вытащил нож.
Ларон решил на неделю задержаться в Диомеде, чтобы армия и ополчение успели разогнать мародеров и бандитов, круживших вокруг города. Неплохо было дождаться, пока просохнут дороги. Ему приходилось прятаться, но семь столетий многому научили. Ларон купил лошадь и повозку, регулярно выезжал в поле, собирая тела погибших и оружие. Тела он доставлял на баржу, там их раздевали, снимали с трупов оружие и выбрасывали останки в море. Собранное оружие поступало в распоряжение властей, на складах его чистили и при необходимости чинили.