Согласитесь, звучит зловеще для финала. Скажут: упадочничество, эскапизм, мизантропия. Но ведь можно увидеть совсем другой смысл, если смотреть на всё это через призму философии перерождений и кармы. Жизнь неистребима. А крабы? Ну что крабы… Знать ими стали люди, не любившие стихов.
Иван Карасев,
член Союза писателей России.
Макрокосм.
«Что есть наш мир?» - спросил одного мудреца ученик.
«Есть изначальный океан. Тёмный и бездонный. В нём почему-то появляются зародыши людей. Они всплывают в пустоту и начинают судорожно биться. Вокруг них появляются острова-пузырьки. Они образуются от того, что люди бьются в пустоте и хотят найти что-нибудь.
Потом люди осознают свои желания и потребности. И строят внутри пузыря мир подстать им.
Волнение тёмного океана сотрясает пузырь. Поэтому всё построенное в нём непрерывно сдвигается и рушиться.
Люди бояться океана, непознаваемого и всемогущего. Но что-то творить они могут лишь из его тёмных вод. А может, это океан творит через людей.
Почти каждому человеку неуютно качаться на волнах океана в одиночку. Он хочет чувствовать вокруг себя твердь. То есть, пузыри других людей.
И люди строят над океаном миры из своих пузырей. Пузыри выстраиваются в каналы, в которые отводят океанские воды. Из этих вод люди творят потребное для себя. Творят живых богов, истинных героев, ясные цели и правила жизни.
Эти каналы с берегами из пузырей – человеческие миры. Это страны и народы, религии и традиции искусства.
Каналы растут, черпая влагу океана. Превращая её в новые человеческие пузыри. Люди в этих пузырях верят, что их мир истинный и единственный. Это касается и тех, кто верит в свободу и множественность миров. И тех, кто не верит ни во что. Они не меньшие начётчики и непримиримцы, чем последователи единственных истин.
Миры растут и делятся, порождая друг друга. И все их обитатели хотят превратить тёмный океан в мутную воду каналов. Хотят наслаждаться искусственной рябью на глади бассейна.
Долго ли, кротко - океан позволяет это делать.
А потом вдруг перестаёт.
Вода в каналах и бассейнах становится мутной. Она размывает стенки пузырей, отталкивает их друг от друга. В пузырях рушатся заботливо выстроенные миры.
Умирающие боги перестают творить чудеса. Люди больше не верят в них. Они больше не чтят героев. Потребности людей мешают друг другу, ионии больше не знают, как их удовлетворять.
Люди начинают гибнуть. Пузыри лопаются и разлетаются по бурлящим океанским волнам. Люди не знают, что будет с ними после неминуемой смерти. Их больше не посещают упорядоченные видения, которые навивают испарения каналов.
Сейчас на поверхности тёмного океана болтаются сотни полуразрушенных миров. Миллиарды пузырей бессмысленно носятся по волнам. Пристают к уныло дрейфующим дырявым мирам. Потом плывут дальше».
- «А что делать мне в таком мире?» - спросил ученик.
- «Тёмному океану нет до тебя дела, а тебе – до него. Можешь защищать свой маленький канал. Можешь перестраивать его или разрушать. А можно просто умереть. Это можно сделать и при жизни».
Генерал в своём лабиринте
Замерла пыль
На остывшем полу.
Высохла гниль,
Слипшись в кучу-малу.
Звук ожидают
Оглохшие уши.
Веки моргают.
Но свет здесь потушен.
Стены идут,
Обгоняя героя.
Двери ползут
И манят за собою
«Где я? –
- Спросил у себя генерал.
- «Здесь» -
- Он себе самому отвечал
«Здесь. Почему?»
- «Потому что» - в ответ.
- «Снова я сплю?»
Ничего больше нет.
Ты родился –
Уже не сбежать.
Будешь биться,
Потом умирать
Можно гнуться как плеть,
И как сокол летать.
От себя и от смерти
Не убежать
Баллада о внутреннем мире.
Все выгнаны в шею из замка.
И пыль оседает давно.
Портрета висит ещё рамка.
Двор птичьим усыпан дерьмом.
Сквозь тени, сто серы, пятнисты
Снуёт весь день призраков рой.
И духи – опавшие листья,
Шуршат под ногами порой.
Ведут бесы в залах советы.
На пиршествах хлещут вино
В раздумьях сидят до рассвета.
И смотрят немое кино.
Брожу я средь них приведеньем –
Не видит, не слышит никто.
И маюсь я от безделья,
Иль грязь очищаю с пальто.
Бывает от Божьего взора
Все бесы ложатся на дно.
Вокруг только плесень позора,
И ветер стучится в окно.
Сад земной.
На высоких и гибких деревьях
Зреют в тени зелёной листвы