Кезума носит традиционные балахоны и обувь из мотоциклетных покрышек, но при этом имеет диплом по специальности «кинопроизводство» и живо интересуется движением за права женщин. Он побывал в Сан-Франциско, Нью-Йорке и Европе, но не менее комфортно чувствует себя дома, среди коз и глиняных хижин в деревне своего отца, когда сидит на корточках на сухой земле с чашкой странного ароматного чая, приготовленного его молодой женой. А собаку он завел после того, как познакомился с домашним любимцем своих друзей в Америке. Наверное, жизнь представляется Кезуме очень странной, волшебной, большой и многообразной. Возможно, такой она может стать и для любого из нас, если только мы захотим вглядеться попристальнее.
Наступает час, когда домой возвращается крупный скот. Масайские коровы ничуть не похожи на наших прозаических представителей херефордской породы. Это великолепные красные, черные или серые животные с широкими рогами, блестящими боками и мощной грудью. Они двигаются с достоинством, удивительной грацией и почти беззвучно — лишь изредка тишину нарушает бряканье колокольчика.
Сегодня после ужина (на этот раз Абед приготовил для меня что-то вроде спагетти с фрикадельками) и захода солнца все обитатели бома собираются вокруг костра. Я вручаю отцу Кезумы две банки пива, привезенные из города, — с тех пор, как из разряда воинов он перешел в старейшины, ему можно время от времени побаловать себе этим напитком. Все остальные пьют кока-колу. Некоторые из мужчин рассказывают сказки, а Кезума переводит для меня. Все местные сказки очень длинные и запутанные, и я никак не могу уследить за поворотами сюжета. Во всех обязательно действуют демоны, злые духи и женщины, спасающие своих детей от отцов, которые хотят их убить, — стандартный мифологический набор. Потом меня просят рассказать какую-нибудь американскую сказку, и я на минуту теряюсь, но потом нахожу прекрасный выход:
— В каждом поколении рождается всего одна истребительница, девочка, наделенная силой и особым умением для борьбы с демонами…
Я рассказываю им историю о Баффи, вампирах, борьбе, разбитом сердце и желаниях, которые лучше бы не загадывать. Мне ужасно приятно, что все эти женщины, дети и мужчины так внимательно меня слушают: они наклоняются вперед, их глаза светятся, они ахают, смеются и качают головами. Под конец моя история тоже становится порядком запутанной — как я уже говорила, пересказать «Баффи» — задача не из простых, — но, кажется, мои слушатели все понимают. Заканчиваю я, как и полагается заканчивать масайские сказки, моралью:
— Будьте поаккуратнее со своими желаниями. Нам всем приходится жить в мире, который мы сами для себя создали.
Этой ночью я почти не сплю, но не потому, что тревожусь или хандрю, — как ни странно, ничего подобного со мной не происходит. Какое-то время я, правда, представляю, как привезу сюда Эрика, но это приятные мысли. И еще мне приятно, что я даже не мечтаю о том, чтобы показать все это Д., потому что его это совершенно точно ни капельки не заинтересует. Нет, не сплю я оттого, что всю ночь мою палатку сотрясает непонятно откуда взявшийся ураганной силы ветер. Нейлоновая ткань хлопает, как паруса на ветру, и я всерьез боюсь, что мой домик развалится. Наконец Элли и Абед вылезают из собственной палатки и приходят мне на помощь; сквозь тонкую ткань я вижу, как мелькают лучи их фонариков. Они кричат мне, чтобы я оставалась внутри, и укрепляют колышки. Теперь можно не опасаться, что меня унесет вниз по склону. Уже на рассвете ветер утихает, и мне удается пару часов поспать.
Утром Кезума приветствует меня прямо у входа в палатку:
— Сегодня очень, очень большой день. Абед уже приготовил тебе завтрак.
После того как я поспешно проглатываю хлеб с ореховым маслом, стакан ананасового сока и кусочек манго, Кезума ведет меня в загон, где мужчины собираются пускать кровь корове.
Собственно, именно за этим я и приехала в Танзанию. «Хочу пожить в масайской деревне и попробовать коровью кровь!» — так я пыталась объяснить Эрику, почему снова бросаю его и еду на край света. Дело не в том, что я несчастлива вообще или несчастлива именно с ним. Мне просто хочется испытать что-то совершенно новое, в корне отличное от моей прежней жизни. Наверное, я его не до конца убедила, но попытка была неплохая.
И надо сказать, это новое ощущение, ради которого я обогнула половину земного шара, не обманывает моих ожиданий. Мы все заходим в загон, а животные жмутся к противоположной стенке, стараясь держаться от нас как можно дальше. Мужчины обсуждают, какого бычка выбрать (почему-то кровь всегда берут именно у бычков, а не у коров): он должен быть достаточно молодым и здоровым, чтобы быстро оправиться после кровопускания. Наконец они выбирают одного — темно-рыжего, среднего размера. Ему на шею накидывают веревочную петлю и вытаскивают из стада. Двое мужчин хватают его за рога и тянут голову назад, обнажая шею, а третий потуже затягивает веревку, чтобы набухла яремная вена. Еще несколько воинов сжимают бычку бока, чтобы он случайно не дернулся. Кезума достает принесенный с собой лук со стрелами: лук совсем коротенький, сантиметров шестьдесят в длину, а к его деревянной части обрывком веревки привязана стрела из оструганной палочки. Кезума низко наклоняется, тщательно прицеливается и с очень близкого расстояния пускает стрелу в надувшуюся вену бычка. Тот заметно вздрагивает — еще бы, ведь у него из шеи уже бьет фонтанчик крови, — но в целом остается довольно спокойным, хоть и напряженным, как пациент в кабинете у зубного врача. Кровь собирают в большую бутыль из тыквы, вмещающую литр или немного больше. Когда она заполняется доверху, Кезума зачерпывает с земли пригоршню смешанной с навозом грязи и втирает в ранку на шее бычка, Потом его отпускают, и он спешит присоединиться к стаду, немного напуганный, но в целом вполне здоровый.