Так же легко и приятно наша жизнь с Эриком возвращается в свою прежнюю ровную колею. Мы больше не ссоримся по ночам, и я больше не просыпаюсь рано утром от того, что чувствую, как закипает рядом со мной его злость. И куда-то ушла та страшная вечерняя клаустрофобия, которая отравляла мне жизнь. Это не значит, что все между нами хорошо. Скорее, проблемы затаились и выжидают.
— Я думаю, нам все-таки стоит походить к семейному психологу, Джули. Давай начнем сразу после праздников.
Конечно, мы говорили об этом и раньше, но впервые такое предложение не вызывает у меня приступа ужаса. Хотя я все еще не уверена, стоит ли.
— Хорошо. Только не знаю, поможет ли.
— Вернее, ты не знаешь, хочешь ли ты, чтобы помогло.
— Нет! Я люблю тебя и хочу, чтобы ты… Я просто не знаю, хочу ли я…
— Быть моей женой?
Я вздрагиваю, закусываю губу и ничего не отвечаю.
Поскольку День благодарения мы провели без моих родителей и брата, то на Рождество решаем съездить куда-нибудь вместе с ними. Как в прошлом году, но на этот раз мы выбираем Санта-Фе. Как и обычно, в эти дни мы много едим и складываем паззлы. Я тщательно выбираю Эрику по возможности неромантичный подарок: док разъем «Бозе» для его айпода.
Он дарит мне нож.
На самом деле это цепочка и изящный серебряный кулон в форме кинжала с усыпанной маленькими бриллиантами рукояткой и довольно острым кончиком.
— Боже мой!
— Я знаю, это неправильный нож. Я хотел найти тесак или…
— Прекрасный нож!
Я чуть не плачу, и мои родители с братом, наверное, считают меня сентиментальной дурой, но мы с Эриком знаем, в чем дело. Просто я не читаю вслух записку, которую он засунул в бархатную коробочку:
«Моей жене — мяснику. Поступай с ним как хочешь».
31 декабря я просыпаюсь рано: мне приснился кошмар. Я то ли в библиотеке, то ли в книжном магазине, в темном углу, и какой-то мужчина, без лица и очень сильный, лезет на меня, пытается опрокинуть, грубо ласкает. Я стараюсь закричать, я знаю, что люди совсем близко, они мне помогут, но голос никак не может вырваться из горла наружу. Никогда в жизни не чувствовала себя такой беспомощной, и еще я почему-то знаю, что сама во всем виновата. Но я все стараюсь и стараюсь закричать, и наконец… «Прекрати!!»
Эрик в ужасе садится в кровати.
— Что? Что? Что с тобой?
Я уже проснулась и даже улыбаюсь.
— Ничего, все в порядке. Извини.
— Страшный сон приснился?
— Да, но все хорошо закончилось. Я сумела закричать.
— Это точно.
На душе у меня так радостно, словно мне снились хорошее старое вино и теплый летний вечер.
Эрик снова зарывается в подушку. За окном уже брезжит рассвет. Сегодня у нас гости: восемь человек придут на наш традиционный каджунский обед. Мне предстоит сделать уборку, пробежаться по магазинам, а потом готовить. Со всей этой рождественской суматохой я ничего не успела сделать заранее.
Перед тем как встать, я беру свой мобильник и просматриваю электронную почту, прижавшись спиной к голому плечу Эрика. За месяц, прошедший с моего возвращения, я заново привыкла к ощущению его обнаженного тела рядом с собой. Я больше не боюсь его или того, чего он ждет от меня. Возможно, потому что Эрик перестал что-то требовать. Наверное, он чувствует, как я постепенно возвращаюсь к нему, или, наоборот, отдаляюсь, или что там со мной происходит. Иногда мне кажется, что и то и другое одновременно. Но впервые за очень долгое время нам относительно хорошо вместе.
Во входящих письмах я нахожу новое сообщение от «Айтюнс». Сначала я думаю, что это счет за какой-нибудь недавно купленный фильм или альбом, но сообщение гласит: «Вы получили айтюнс-подарок». Я открываю письмо и стараюсь не окаменеть, пока читаю:
Джули,
Наверное, мне не стоило писать тебе, но за последнюю неделю я прослушал эту песню 230 раз, и почему-то она напоминает мне о тебе.
Счастья в новом году,
Вот так-то. Я понимаю, вы привыкли к букве Д., но, конечно же, у него есть и полное имя. Имя, которое не раз пронзало меня, как молния. Но за последний год или немного больше в своем телефоне, в своих отчаянных электронных письмах, в дневнике и в своем сердце я сократила его до простого Д. Сокращение, странным образом сделавшее его власть надо мной еще более полной — символичной и абстрактной. Я бы даже сказала — божественной: сходство это в немалой степени усиливается его постоянным отсутствием в моей жизни, а также тем, что, похоже, я скоро смогу занести своего бывшего любовника в список вещей, в которые перестала верить.