Я непременно сделаю это немного позже, а пока мне надо вырезать толстые сухожилия из голяшки — она пойдет на фарш. Я молча работаю, и в моей глупой, склонной к ностальгии голове крутятся слова совсем не той песни, что сейчас звучит из айпода, а старого хита девяносто седьмого года, который я как-то в шутку назвала саундтреком Д.: «Я не хочу сводить тебя с ума. Хотя на самом деле я хочу. Признаюсь честно, у меня большие планы на тебя».
Мне нравится, что за столом мы то работаем в тишине, то начинаем короткий оживленный разговор, то опять погружаемся в сосредоточенное молчание. Это создает особый рабочий ритм и ощущение комфорта, возможное только в сплоченной, приятной тебе компании. Но в конце дня, после того как я снимаю свою кожаную пастушескую шляпу, отмываю в раковине ножи и солью отдраиваю стол, это ощущение мира и комфорта пропадает. Я выхожу на улицу, и тоска снова обрушивается на меня, как тяжелый железный лист.
— Джуль, иди выпей с нами пива. Называется «Материнское молоко». Это местное. У нас тут еще полбочонка, и требуется помощь.
Я сижу с Джессом, Эроном и Джошем в задней комнате и пью пиво, гораздо более темное и горькое, чем то, к которому привыкла. Мы болтаем о том о сем, ничего серьезного: уход за усами, предстоящие в скором времени президентские выборы. Хуану тоже налили стакан, но он пока не может к нам присоединиться. Ему еще надо вымыть посуду, разобрать и очистить ленточную пилу и мясорубку — словом, спать еще не скоро. Мне тоже, хотя и по другой причине.
— Джуль, а ты знаешь, что в Париже у мясников есть свой собственный, особый язык?
— Какой такой язык?
— Ну, вроде сленг. Как эта детская игра — «поросячья латынь». Они меняют местами слоги и могут с чистой душой посылать покупателей куда подальше.
Джош пятерней расчесывает свои длинные рыжие волосы и заново заплетает косичку.
— А как будет «Отвали, гондон!»?
— Надо посмотреть.
— А слово «чокнутая» у них есть? — спрашиваю я, с тоской думая о предстоящем долгом вечере.
— Должно быть, я уверен. По-моему, у нас намечается новая кличка.
Я могла бы пригласить любого из этих славных парней зайти со мной в соседний бар и выпить еще за компанию, но почему-то этого не делаю. Я ухожу после всего одного стакана. Магазин закрывается. Я иду к машине.
Единственное место, где я сейчас чувствую себя в полной безопасности, — это лавка. Едва я сажусь за руль, как раздается телефонный звонок.
— Я задам тебе только один вопрос. Ты с ним все еще встречаешься?
— Что? Нет! Нет… Я даже не разговариваю с ним! Он не… — Я замолкаю, потому что не могу рассказать Эрику, что Д. не хочет разговаривать со мной и это разрывает мне сердце. — С чего ты взял?
— А знаешь что? Забудь! Я все равно не поверю, что бы ты ни сказала. Не хочу знать.
— Но я ведь не сделала ничего… Прости меня. Прости.
У нас с Эриком не было секса вот уже несколько месяцев. И хотя Д. меня бросил, хотя за несколько последних недель я не обменялась с ним ни словом, потому что он не желает отвечать на мои отчаянные электронные мольбы, он все еще здесь, со мной, никуда не делся, живет в моей квартире. Эрик ко мне не прикасается. А я не могу заставить себя прикоснуться к нему. Беда в том, что сама его любовь и нежность мучительны для меня. И, если я буду спать с ним — спать, в смысле трахаться, а не просто лежать в одной кровати, это мы и так делаем каждую ночь, которую я провожу дома, — он обо всем непременно догадается. И эта новость убьет его. Я знаю, потому что она уже убивает меня. Ужасно признаваться в таком даже самой себе. Это знание гложет меня изнутри.
Но я все еще чего-то жду и чего-то хочу и никак не могу остановиться. Это как будто в подвале, в полной темноте шаришь рукой по стенам, но вместо выключателя натыкаешься только на холодные, влажные кирпичи и паутину. И дело даже не в Д. Хотя, возможно, и в нем. Я и сама толком не знаю. Потому что, конечно, я мечтаю о том, как мы помиримся и он опять позовет меня к себе в постель, но мечтать об этом слишком больно. Невыносимо больно, и я все чаще вспоминаю, что единственное надежное средство на время избавиться от головной боли — это изо всех сил прищемить себе пальцы ящиком кухонного шкафа.
Многие люди любят поиграть в легкую форму «господства-подчинения». Ничего особенного в этом нет. Я всегда испытывала к теме подчинения некоторый академический интерес. Но когда мы с Эриком немного поэкспериментировали в этом направлении, то на практике все получалось как-то ужасно глупо. Я решила, что это одно из тех желаний, которые лучше не воплощать в жизнь. А потом появился Д.: