Наверное, именно поэтому в присутствии мясников я теряюсь и начинаю мямлить.
Если предстоящий разговор страшит меня, то я снова и снова мысленно репетирую его, и ничего хорошего из этого обычно не выходит. «Мне бы очень хотелось научиться…»… «Я подумала, может, вы могли бы…»… «Поверьте, мне действительно ужасно интересно…». Тьфу!
Это ведь далеко не первое заведение, куда я обращаюсь. Началось все несколько недель назад в «Оттомонелли», первой мясной лавке, в которую я заглянула после переезда в Нью-Йорк, и до сих пор моей самой любимой. Аккуратная небольшая витрина на Бликер-стрит, со сверкающими стеклами, ровными рядами окороков и уток и тугими красно-белыми маркизами, так удачно гармонирующими с красно-белыми ломтями мяса. Я довольно часто к ним заходила, и скоро работавшие там мясники — братья, я думаю, все лет шестидесяти-семидесяти, в неправдоподобно чистых белоснежных халатах — начали узнавать меня и тепло приветствовать.
Но когда я наконец решилась и, заикаясь, спросила, не возьмут ли они в ученицы девушку без всякого опыта работы, то есть меня, они явно растерялись, что, в общем, и неудивительно, и предложили мне поступить на какие-нибудь кулинарные курсы. Некоторое время я подумывала об этом, но потом выяснилось, что разделка туш даже не включена в программу, а выкидывать двадцать тысяч баксов на обучение ресторанному делу и выпечке тортиков — по-моему, самому дурацкому занятию на свете — у меня не было ни малейшего желания. Поэтому я продолжала заходить в немногие оставшиеся в городе мясные лавки и проситься в ученицы. Хотя, надо признаться, в половине случаев я даже не решалась открыть рот. А когда решалась, то люди за прилавком смотрели на меня, как на чокнутую, и отрицательно качали головами.
Я сжимаю губы, чтобы не начать репетировать слова мольбы вслух. И тут же вспоминаю о нем — о том, для кого, наверное, и было придумано слова «мольба», о мужчине, которого вот уже два года я только и делаю, что молю: о внимании, одобрении, сексе и любви. Единственное исключение, подтверждающее правило моего брака. Единственный мужчина, который, еще будучи юношей, щуплым, смуглым и даже не особенно привлекательным, умел по ночам открывать дверь моей комнаты в студенческом общежитии одним едва слышным стуком. И который, как выяснилось, и спустя девять лет легко смог проделать практически то же самое. В списке контактов моего телефона его имя скрывается за одной злой буквой Д.
Нет, сейчас я не стану думать о нем. Я отчаянно трясу головой, будто хочу физически вытряхнуть из нее ненужные мысли. Найди, наконец, мясника. Заставь его научить тебя всему, что он сам умеет. Сделай это сейчас. Я сама не знаю, почему так сильно этого хочу и что даст мне умение разделывать туши животных. Ну да, у меня всегда была слабость к мясникам, но ведь раньше-то я не хотела стать одним из них. Что со мной происходит?
Может, мне просто надо на что-нибудь отвлечься. Мы с Д. спим уже почти два года. Мне не понаслышке знакомы симптомы одержимости, и я понимаю, что у меня успела развиться нешуточная зависимость от этого мужчины, такая же реальная, как привычка к алкоголю, которая становится все сильнее, по мере того как накапливаются стрессы. А в последнее время в моей жизни все вообще идет наперекосяк. При одной только мысли об этом мне невыносимо хочется выпить.
Конечно, Эрик знает, что я трахаюсь с кем-то на стороне; знает почти все время, пока это происходит. Он даже знает, что я люблю этого человека. Мне ничего не пришлось рассказывать. В конце концов, у нас с ним одна душа на двоих. Когда-то я гордилась этой сверхъестественной связью. То, что мой муж так хорошо знает меня, а я его, казалось мне доказательством нашей небывалой любви. А потом случился Д. Сначала мы, разумеется, ссорились, вернее, я плакала, а Эрик орал на меня и, хлопнув дверью, уходил куда-то в ночь и не возвращался несколько часов. А потом наступили бесконечная усталость и молчание, и вот уже несколько месяцев мы об этом почти не говорим. Порой, и довольно часто, мне кажется, что все правильно, что так и должно быть. Но потом мы вспоминаем о том, как хорошо понимаем друг друга, и это понимание становится самым опасным, самым смертельным оружием в нашем арсенале. Мы легко можем заглянуть в сердца друг друга и извлечь оттуда все обрывки тайных грязных желаний, стыда и неудовлетворенности. И одним словом или взглядом ткнуть друг друга лицом в эти обрывки, как собаку тычут мордой в кучу, оставленную на ковре в гостиной.