— Автобуса можно прождать долго, они здесь нечасто ходят. Пошли пешком, по дороге он нас догонит или остановим машину.
— Пошли.
— В сауне тебе понравится. Это очень полезно для здоровья. Отличная профилактика всех болезней. Правда, сегодня будем париться без venikov.
— Venikov? Это что?
— Ну, veniki. — Оксана усмехается и делает размашистый жест. — Это ветки деревьев. Ими надо бить по спине.
— Ух ты! И зачем это?
— Очень полезно. Укрепляет организм. Но не волнуйся, сегодня обойдемся без них.
— Ну и слава богу.
Минут двадцать пять мы идем пешком. Автобус нас так и не догоняет, да и других машин на дороге почти нет. Те немногие, что обгоняют нас, Оксана пытается остановить, но безуспешно. Мы уже начинаем беспокоиться, что не попадем в сауну, но тут рядом с нами тормозит синий «мерседес». Окно опускается, и мы видим пожилого пузатого мужчину с шапкой седых волос, в дорогой кожаной куртке. Оксана с улыбкой наклоняется к окну — манера, которую в Америке сочли бы сексуально-провокационной, но здесь она считается просто деловой. Обменявшись с водителем несколькими фразами, Оксана поворачивается ко мне:
— Садись. Он нас довезет.
Мужчина высовывается, чтобы лучше видеть меня, и приветливо машет рукой:
— Да, садитесь, пожалуйста!
Я забираюсь на заднее сиденье.
Мужчину зовут Миша. Несколько минут они с Оксаной болтают по-украински, а я сижу и делаю вид, что слушаю. Вдруг Оксана ахает, смеется и поворачивается ко мне:
— Представляешь, Миша разводит свиней! Нет, не свиней, а… как они называются?
Она о чем-то спрашивает водителя.
— Кабанов, — говорит он по-английски. — Диких, которые из леса.
— Правда? На мясо?
— Нет-нет. В качестве домашних любимцев.
— Но он, — сияет Оксана, — все-таки делает колбасу! У него свое производство.
— Правда?!
Я никогда в жизни не ездила автостопом, если не считать того раза, когда мне было девять, а моему брату шесть и я поставила их вдвоем с нашей соседкой, крошечной Мисти Макнейр, девчушкой с белыми бантами в белокурых кудрях, на обочине, научила, как выставлять кверху большой палец, а сама убежала на кухню перекусить. И надо же такому случиться, что, когда за тысячу миль от дома, в маленьком курортном городке на Украине, я останавливаю первую в своей жизни машину, за рулем оказывается самый настоящий колбасник.
Мы договариваемся, что завтра же утром явимся к нему на экскурсию.
В сауну, которая оказывается просто маленьким сарайчиком во дворе дома Оксаниных друзей, мы приезжаем вовремя. Я ожидала увидеть огромную, выложенную белой плиткой общественную баню с тусклым, типично советским освещением, в которой одновременно моется сотня немолодых голых женщин, а оказалось что сауна — это всего три крошечные комнатки, где мы с Оксаной находимся только вдвоем: душевая со шкафчиками для одежды, стопками полотенец и пластиковыми шлепанцами; комната отдыха с бутылками минеральной воды, маленьким холодильником, столом и четырьмя стульями и собственно сауна размером с хорошую нью-йоркскую кладовку, обитая деревом, с двумя рядами полок и каменкой в углу. В ней стоит такой жар, какого я не испытывала никогда в жизни. Такое чувство, будто тебя сжимает огромный кулак. Обернувшись полотенцами, мы то сидим, то лежим на полках или прислоняемся к стенкам, иногда пытаемся разговаривать, но главным образом молчим. На полу стоит ведро воды с черпаком, чтобы плескать на каменку, но мы сделали это только один раз и чуть не задохнулись от пара, поэтому от дальнейших попыток отказались.
Термометр показывает сто десять градусов Цельсия. Неужели украинцы считают, что это полезно для здоровья? Быть такого не может! Но, по-видимому, дух конкуренции все еще силен во мне, потому что я твердо решаю не сдаваться и не выскакивать из сауны раньше, чем Оксана. Наш первый сеанс длится минут тридцать пять.
— Я, наверное, пойду отдохну, — наконец говорит она, и я моментально соскакиваю с полки.
Голова кружится, и меня слегка подташнивает. Мы идем в комнату отдыха, минут пять жадно пьем воду и вытираем пот. Когда ко мне возвращается голос, я спрашиваю, что положено делать дальше.
— Теперь опять идем в сауну. И так до тех пор, пока не перестанем потеть. Если перестали — значит, вся гадость из тела вышла.
— Ну что ж, пошли. Только предупреждаю: так мы можем проторчать здесь всю ночь — обычно я никогда не перестаю потеть. Видно, гадости во мне очень много.
В течение еще двух часов мы несколько раз заходим в сауну, но проводим там уже не так много времени. Под конец меня почти не держат ноги, и мне кажется, я смогу проспать несколько суток подряд, но, должна признать, потеть я почти перестала. Потом мы моемся в душе и садимся в ждущее у ворот такси, которое вызвали для нас друзья Оксаны.