— А если по три фунта каждому за короткую прогулку?
— Тогда что ж. Тогда другое дело
И мы отправились к их "каноэ". Наша маленькая необычная процессия то и дело останавливалась и снова трогалась в путь, меняя на ходу свой состав. Один рыбак постарше отделился, на его место позвали другого, который трудился на своем поле. Четвертого участника, возрастом помоложе, в шляпе, украшенной ярким желтым цветком, завербовали уже на краю скалы, откуда крутая тропа вела вниз к причалу здесь у самой воды лежало на подпорках около десятка опрокинутых карр. Мои спутники разговаривали между собой по-ирландски, так что я нуждался в переводчике. К счастью, по пути нам встретился, молодой человек, судя по всему, один из тех педагогов практикантов, которых направляют па несколько месяцев на полуостров Дингл, чтобы они совершенствовались в знании ирландского языка, прежде чем приступить к работе.
— Как насчет того, чтобы прокатиться на лодке? — крикнул я ему. — Заодно поможете мне с переводом.
— Согласен — весело отозвался он, и спустя десять минут бедняга нервно вздрагивал, сидя рядом со мной на задней банке карры, подпрыгивающей в облачке соленых брызг.
— Вам когда-нибудь приходилось плавать на малых судах? — спросил я его.
— Нет, — ответил он, испуганно цепляясь за планширь. — А это надолго?
Вылазка была увлекательная. Чтобы отнести лодку к воде, рыбаки залезли под одну из опрокинутых карр, присели, уперлись плечами в банки и выпрямились, так что лодка взметнулась вверх, уподобившись диковинному черному жуку, который встал на четыре пары ног и зашагал к слипу. Здесь быстрым движением карру спустили на землю, перевернули, и нахлынувшая волна легко подхватила ее, развернув словно игрушку. Один за другим мы попрыгали в лодку, следя за тем, чтобы не пропороть ногой тонкий брезент. Гребцы заняли свои места, налегли на весла, и карра заскользила по волнам быстрее любого известного мне весельного судна. Миг — и мы уже в заливе совершаем лихие курбеты на волнах. Главное — сохранять равновесие. Пока лодка лежала ровно на воде, она легко неслась по волнам, оставаясь почти сухой внутри.
Через переводчика я обрушил на команду град вопросов.
— Сколько карр сейчас насчитывается в районе Дингла?
— Около сотни.
— Для чего их используют?
— Ставить верши на омаров и сети на лосося.
— А по настоящему сильное волнение они могут выдержать?
— Могут, если знаешь, как ими управлять.
— А если карра опрокинется?
— Так и будет лежать вверх дном, а вы утонете.
— Может лодка нести тяжелый груз? — продолжал я расспрашивать.
— Конечно, может, — отозвался один из гребцов. — Весной мы возим на каноэ скот на пастбища на других островах.
Товарищ говорившего добавил что-то, от чего все рассмеялись.
— Что он сказал? — спросил я моего переводчика.
— Сказал, что с коровами меньше хлопот. Не задают столько вопросов.
Когда пришло время возвращаться к слипу, я попросил лодочников провести небольшой, но важный эксперимент — описать восьмерку, чтобы проверить, как карра всходит на волну под разными углами. Я уже заметил, что до этого момента гребцы старались идти под прямым углом к волнам Моя просьба вызвала замешательство. Они ворчали себе под нос, отрицательно качая головой. Однако я продолжал настаивать, в конце концов, они согласились и осторожно приступили к выполнению маневра. Все получилось как нельзя лучше. Карра заскользила через гребни и ложбины, послушно разворачиваясь на бурлящей волне. Моя команда сияла от удовольствия, и я тоже сиял. Теперь я точно знал, что лодки родины Брендана не были предназначены исключительно для прибрежного плавания. Они вели себя как настоящие морские суда. Планируемая экспедиция приблизилась на один шаг.
На берегу я рассчитался с гребцами, явно довольными столь легким заработком, и спросил, кто мог бы еще рассказать мне про их "каноэ". Они единодушно назвали мне Джона Гудвина из Махэри. Никто, уверяли они, не знает и не строит каноэ так хорошо, как он. Я непременно должен повидать Джона Гудвина.
Так состоялось мое знакомство с лодочным мастером из Махэри, чьи советы затем сыграли важнейшую роль при строительстве моей карры. Семидесятивосьмилетний Джон Гудвин был последним на полуострове Дингл профессиональным строителем карр, единственным оставшимся членом сословия, которое некогда было представлено в каждом приморском селении. Многие здешние фермеры способны при желании за зиму построить карру в своем сарайчике, но Джон Гудвин кормился этой профессией. Больше того, он любил эти лодки и всю жизнь собирал сведения о них. Молодым парнем эмигрировал в Америку, но вскоре вернулся на Дингл, чтобы продолжить дело отца и деда. И пользовался при этом унаследованным инструментом. Несколько ручных дрелей, стамески, нож и молоток… Да еще набор реек с делениями. А большего Джону и не требовалось, чтобы измерять заготовки и собирать изящные сложные конструкции, прославившие его во всей округе.