Это ощущение усугублялось низкой осадкой "Брендана". Каких-нибудь сорок сантиметров отделяли планширь от поверхности воды, и даже самая умеренная волна нависала горой над лодкой. Однако "Брендан" всякий раз медленно и осторожно наклонял свой корпус, и волна скользила под ним, не причиняя вреда. Непрестанная качка действовала на нервы. Сперва Артур, а за ним и Питер малость позеленели от морской болезни. Советовать им побольше дышать свежим воздухом бессмысленно — ведь лодка была открыта всем ветрам. Единственное лекарство — стараться отвлечь себя различными делами. Свертывать и укладывать на место тросы, перебирать фалы и шкоты, чтобы не запутались. В средней части лодки беспорядочно громоздились канистры и мешочки с провиантом, нельзя ступить без риска подвернуть ногу. Мы переместили снаряжение так, чтобы возможно рациональнее использовать пространство, принайтовили канистры с водой, аккуратно уложили весла по центру лодки, якорь положили на самом верху горы груза, чтобы был под рукой.
Такие вот дела заполняли наше сознание в первые часы путешествия, когда все казалось необычным. Говорили мало. Каждый был поглощен своими думами, размышлял о днях и неделях, которые нам предстояло вместе провести в тесноте на маленьком суденышке. Что до меня, то я отдавал себе отчет в том, что многие из незначительных решений, принимаемых сейчас, — например, где держать бинокли или как складывать овечьи шкуры, — скорее всего, станут правилом на весь срок плавания. Разум человека склонен к порядку и стремится к рутине раз принятое решение такого рода легко становится постоянным установлением. Вряд ли кто-нибудь из нас тогда задумывался о главной цели нашего плавания. Эту роскошь мы оставляли на будущее, когда станем предаваться полетам мысли в долгие периоды скуки, неизбежные при плавании на малых судах. Сейчас нам было довольно того, что наполненные ветром паруса влекут "Брендан" вперед и кругом простирается серая гладь Атлантики,
Однако следовало как-то оборудовать наши спальные места. Под тентами на носу и в середине лодки громоздилось слишком много снаряжения, негде толком прилечь и отдохнуть. Артур и Ролф расположились на носу по обе стороны фок мачты на настиле под банкой. Из положения лежа быстро сесть там было невозможно, и вообще требовалась известная ловкость, чтобы протиснуться под банку, но оба "гориллы", как мы ласково называли наших силачей, могли хоть вытянуться во весь рост и привязать одежду ремнями к корпусу изнутри. Башмак и Ролф утешились тем, что прозвали центральное убежище девичьей светелкой и предались злорадству, когда мы с Джорджем и Питером зарылись, словно кроты, в груду разнородного имущества, пытаясь расчистить себе лежачее место. Очень скоро мы убедились, что это неразрешимая задача. Три человека плюс снаряжение физически не могли разместиться на этом клочке.
— Либо мы найдем другое место для части снаряжения, либо придется отправить его за борт, — заключил я, озадаченно созерцая строптивую кучу.
— Давайте выбросим часть блоков плавучести на корме, а на их место положим снаряжение, — предложил, подумав, Джордж.
— Идет, только не перегружайте корму, не то она будет перевешивать и "Брендан", когда припрет, не сможет переваливать через волну. Основная нагрузка должна быть сосредоточена в средней части, чтобы концы лодки поднимались вместе с волной.
— Ясно, а теперь подсоби, — нетерпеливо отозвался Джордж и принялся снимать легкую переборку сразу за постом рулевого.
За переборкой помещались большие пенопластовые блоки плавучести, установленные на случай, если лодку захлестнет волнами. Безжалостно вытащив первый блок, Джордж выбросил его за борт, и пенопласт закачался на воде у нас в кильватере.
— Мало, — заявил Джордж.
Резкий шуршащий звук — и второй блок поплыл по волнам.
— Уже лучше. Дайте-ка пилу.
Пока он яростно пилил уцелевшие блоки, я отбирал предметы, без которых можно было обойтись на первых порах: карты и лоции Фарерских островов и Исландии, запасные части для печки и фонаря. Все это легло на освободившееся место. Я посмотрел на секстант. На что он нам, пока мы идем недалеко от суши. Ирландские монахи обходились без секстантов. Стало быть и его туда же.
Затем мы стали наводить порядок в своей кабине. Площадь убежища- 180X180 сантиметров, не больше хорошей двуспальной кровати. На этой площади надо было как-то разместить трех человек, принадлежащую им одежду, рацию, фотоаппараты Питера и мое навигационное оборудование. Впору было говорить о жуткой давке. Рация расположилась на самодельной полке, а из вещевых сумок мы сложили перегородку во всю длину убежища, отделив одну треть площади. Привилегия спать в этом отсеке выпала на мою долю, поскольку я был шкипером. Корыто, да и только: даже мои узкие плечи не вмещались поперек, так что я предпочитал спать на боку, сунув голову под банку и упираясь ногами в дальнюю стенку кабины. Мне еще повезло: на долю Джорджа и Питера пришлись оставшиеся две трети без всякой перегородки. Когда Джордж поворачивался в своем спальном мешке, он неизбежно брыкал Питера, а когда Питер вылезал из убежища, чтобы сменить вахтенного, он поневоле наступал на Джорджа. В довершение всего одежда — все эти свитера, дождевики и прочее — делала нас страшно неуклюжими. Держать в кабине сапоги было строго настрого запрещено, однако это правило обходилось нам дорого. Хоть мы и оставляли сапоги в кокпите подошвой вверх, все равно они наполнялись водой, и, заступая на вахту, мы влезали в сырую обувь.
Мы поделили сутки на двухчасовые вахты и дежурили по двое. Для команды всего из пяти человек это означало, что каждый дежурит четыре часа, шесть часов отдыхает, потом снова заступает на дежурство. На "Брендане" не было автопилота, всегда кто-то должен был нести рулевую вахту, так что нагрузка была изрядная. К счастью, мы довольно скоро убедились, что второй вахтенный может пребывать в резерве в укрытии, лишь бы он был готов в любую минуту прийти на помощь рулевому. Отдежурив свои два часа, рулевой уступал место сменщику и будил следующего вахтенного, который надевал дождевое платье, перебирался в кокпит и свертывался калачиком на настиле, ожидая, когда придет его черед браться за румпель.
В первую ночь мы спали урывками — очень уж все было непривычно. Один Ролф спокойно воспринял перемену обстановки. Залез в спальный мешок и погрузился в сон, довольный тем, что снова очутился в море. Тем временем "Брендан" уверенно шел на север. Ночь выдалась совсем темная, сгущались облака, то и дело потчуя нас ливнями. Дождь сильно докучал нам, больше даже, чем соленые брызги, просачиваясь через бреши в нашей обороне. На припасах, сложенных в средней части лодки, собирались лужицы струйки воды текли по руке рулевого, которой он держал румпель мокли лежащие на гребных банках овечьи шкуры. Пропитавшись влагой, они сжимались, словно губка, когда мы садились на них. Вдвое тяжелее стали от дождевой воды паруса. Они работали как надо, но на рассвете Джордж показал на грот мачту.
— Тим, не нравится мне, как мачта сгибается под весом паруса, — сказал он. — Как бы не переломилась от порыва ветра,
— Ясень должен выдержать, — ответил я. — Такая древесина гнется, как удилище.
— Понял, но ты погляди, что делается с банкой и степсом, — настаивал Джордж.
Вместе мы осмотрели прорезь в банке, через которую проходила нижняя часть мачты, и дубовый брусок на днище, служащий ей опорой.
— Видишь, мачта, качаясь, трется о банку. Кончится тем, что она сотрет клинья, станет болтаться, и первый же шквал может снести ее за борт.
Что верно, то верно. Надо было уменьшить давление мокрых парусов, пока они не сломали мачты. Мы приспустили их на полметра и укротили кожаными ремнями нижние концы, чтобы не так гуляли в лад колебаниям лодки. Стало получше, и все же мачты продолжали угрожающе гнуться.