— Странно, — сказала жена, — но на том берегу острова никогда не бывает бурунов.
— Да, — ответил я, — но здесь наветренная сторона; прибой всегда бывает с этой стороны.
Мы продолжали сидеть и любоваться океаном, который, казалось, решил настойчиво, без конца повторять нам, что он катит свои волны с востока.
востока, востока. Извечный восточный ветер, пассат, волновал поверхность океана, вздымая валы и катя их вперед; они появлялись из-за горизонта с востока и уходили дальше, к другим островам. Здесь перед нами волны океана, раньше не встречавшие никаких препятствий, разбивались об утесы и рифы, между тем как восточный ветер просто поднимался над берегом, лесами, горами и без всяких помех продолжал свой путь к западу, от острова к острову, в сторону заходящего солнца.
Так испокон века шли волны и легкие облака из-за горизонта с востока. Первые люди, достигшие здешних островов, хорошо знали, что это именно так. Птицы и насекомые также знали, а на растительность островов это обстоятельство оказывало решающее влияние. А сами мы знали, что далеко- далеко за горизонтом, к востоку, откуда появляются облака, простирается открытый берег Южной Америки. Он находился на расстоянии 4 300 морских миль, и между ним и нами не было ничего, кроме океана.
Мы смотрели на проносившиеся облака и на залитое лунным светом волнующееся море и прислушивались к рассказу полуголого старика, который сидел на корточках, устремив свой взгляд вниз, на затухающий жар маленького костра.
— Тики, — ровным голосом говорил старик, — был и богом и вождем. Это Тики привел моих предков на острова, на которых мы теперь живем. Раньше мы жили в большой стране за морем.
Старик пошевелил палкой угли, чтобы не дать им погаснуть. 0.н сидел размышляя. Он жил в прошлом и был прочно связан с ним. Он поклонялся своим предкам и их подвигам тех далеких времен, когда предки были ботами. А в будущем он надеялся соединиться с ними. Старый Теи Тетуа был единственным оставшимся в живых представителем вымерших племен, раньше населявших восточный берег острова Фату-Хива. Он сам не знал, сколько ему лет, но его морщинистая, словно дубленая коричневая кожа имела такой вид, как будто она сушилась на солнце и ветре сотню лет. Он был, конечно, одним из немногих жителей этих островов, помнивших легендарные рассказы отцов и дедов о великом полинезийском вожде — боге Тики, сыне солнца, и веривших в них.
Когда этой ночью мы легли спать в маленькой хижине на сваях, рассказы старого Теи Тетуа о Тики и древней родине островитян за океаном продолжали навязчиво звучать в моих ушах под аккомпанемент глухого рычания отдаленного прибоя. Они звучали, как голос давно минувших дней, который, казалось, что-то нашептывал в ночной тиши. Я не мог заснуть. Время как будто перестало существовать, и Тики со своими мореплавателями впервые высаживался в пене прибоя на берег острова. Вдруг меня осенила одна мысль, и я сказал жене:
— Слушай, ты обратила внимание на то, что громадные каменные изображения Тики наверху в джунглях изумительно похожи на гигантские монолитные статуи, памятники исчезнувших цивилизаций в Южной Америке?
Я был уверен, что рев бурунов подтвердил мои слова. А потом я мало-помалу перестал их слышать и заснул.
Вероятно, с этого все и началось. Во всяком случае, с этого началась цепь событий, которая в конце концов привела к тому, что шесть человек и зеленый попугай отплыли на плоту от берегов Южной Америки.
Я помню, как испугался мой отец и удивились моя мать и друзья, когда, вернувшись в Норвегию, я передал свои банки с насекомыми и рыбами, привезенными с Фату-Хивы, Зоологическому музею университета. Я решил бросить зоологию и взяться за изучение первобытных народов. Нераскрытые тайны Южного моря пленили меня. Ведь должно же существовать какое-то разумное объяснение их — и я поставил себе целью изучить все, что было известно о легендарном герое Тики.
В последующие годы буруны и полуразрушенные памятники в джунглях были для меня чем-то вроде далекого призрачного сна, который представлял собой фон и аккомпанемент к моим занятиям племенами, населявшими острова Тихого океана. Попытки понять мысли и поведение первобытных людей лишь с помощью книг и музейных коллекций, конечно, тщетны, но столь же тщетны были бы усилия современного исследователя на собственном опыте постичь всю премудрость, которая собрана в книгах, занимающих одну полку.