Оск был продавцом. Торговал автомобилями. Был женат, имел маленького ребенка. Денег вечно не хватало. Как-то вечером он пошел выпить с друзьями. Взял такси до Лондона, купил билет на «конкорд», прилетел в Нью-Йорк и три дня пил-гулял у себя в отеле, достаточно скромном по меркам Нью-Йорка, но очень даже роскошном для продавца автомобилей из Бирмингема, человека весьма умеренного достатка.
– Я подумал, что с женой я уж как-нибудь договорюсь. Ну, скажем, клятвенно пообещаю ей мыть посуду в течение ближайших двадцати лет. Но мне захотелось съесть гамбургер.
По дороге в аэропорт Оск зашел в кафешку съесть гамбургер. Его обслуживала очаровательная официантка. Студентка университета, которая подрабатывала в кафе. Очарованный ее обаянием и предупредительностью, он оставил ей чаевые в три раза больше, чем стоил сам гамбургер. На последние деньги с карточки.
– Даже это было бы еще ничего, но меня подвели средства массовой информации.
В ожидании автобуса на автобусной станции в Лондоне, уже «предвкушая», что ждет его дома, он увидел в газете статью про щедрого британца, который оставил неслыханные чаевые одной официантке в Нью-Йорке.
– В общем, мне не повезло. Почему нигде не было войн? Почему люди не умирали от голода в какой-нибудь далекой стране? Куда подевались все землетрясения и наводнения? Надо же было такому случиться, что в тот день в мире все было спокойно и мирно и настало всеобщее благоденствие. Так что из всех новостей, из всех, блин, новостей во всем мире было только сообщение о жирафе, который катается на водных лыжах, и обо мне. Но это еще бы могло прокатить, если бы меня там представили как таинственного галантного незнакомца, отбывшего в пламенеющий закат. Но нет, про меня написали вполне конкретно. «Все, что я знаю: что его зовут Оск, что он работает продавцом автомобилей в Бирмингеме и что его жене с ним повезло», – говорит осчастливленная официантка.
И мне пришлось принимать решение. Самое сложное в жизни решение. Возвращаться домой или нет? Может быть, моя громкая слава все-таки не дойдет до жены и ее знакомых? Потому что пропить все деньги – когда ты и так весь в долгах – в безумном загуле, это одно. Каждая женщина знает, что с ее мужем может случиться что-то подобное. Это – часть соглашения. Но обогатить за свой счет официантку с роскошными сиськами – это совсем другое. Тем более, что буквально пару недель назад вы с женой крупно поссорились, потому что она купила дорогой батон хлеба, а ты наорал на нее, что она транжирит деньги.
Многие женатые мужики говорят: «Жена меня убьет», – но понятно, что это всего лишь образное выражение. Никто их не убьет. Ну, может быть, кинут в них чем-то тяжелым. Или выселят спать на диван. Или заставят купить дорогую шубу. Или изрежут их самый любимый галстук. В худшем случае им врежут по морде или укусят. Но я ни капельки не сомневался: если жена узнает про этот случай с официанткой, она меня точно убьет.
Моя жена – женщина принципиальная. Чем она мне и нравится. Я поэтому на ней и женился. Я знал, что она не рассердится. В смысле не психанет. Она все рассчитает. Она очень тщательно все обдумает: что есть у нас дома, чем можно зарезать пьяницу и транжиру мужа якобы в состоянии аффекта. Она договорится с сестрой, чтобы та присматривала за ребенком все те пять или десять лет, которые она проведет в тюрьме, посещая всякие полезные курсы. Нет, она не рвалась в тюрьму, она предпочла бы не убивать меня, грешного, она была бы только рада, если бы все было иначе, но она бы меня убила.
– Да ладно, – говорит Одли.
– Нет. Я серьезно. Я много раз делал ей предложение, и она каждый раз мне отказывала. Наконец она сказала: «Оск, я не такая, как все остальные женщины». Меня это сразу насторожило. Я что, влюбился в транссексуала? Или у нее там какая-то жуткая патология? Или ее могут удовлетворить только пять мужиков за раз? Она говорит: «Если меня кто-то разочарует, не оправдает моих надежд, для меня это невыносимо». – «Ну да, кому же понравится, когда его разочаровывают». – «Нет, Оск, ты не понял. Слушай внимательно: если меня кто-то разочарует, я не смогу с этим смириться. Просто не смогу. Мне самой это не нравится, но тут уже ничего не поделаешь. Всякое в жизни бывает. Я могу на тебя разозлиться, я могу на тебя психануть, но если ты меня разочаруешь, я тебя убью. Извинения, раскаяние – ничего не поможет. Если ты будешь меня обманывать, если ты сделаешь что-то такое, чего я тебе никогда не прощу, постарайся, пожалуйста, чтобы я ничего не узнала, потому что иначе я тебя убью. И это не просто слова, можешь не сомневаться».
– И ты приехал сюда?
– Нет, сперва – не сюда. Сперва я рванул в Барселону. Но это было слишком близко от дома. А я знал: чем дольше я прячусь, тем настойчивее она будет меня искать. Она расплатится с моими долгами, потом скопит денег и наймет детектива и киллера. Я потому на ней и женился. Это женщина очень упорная и решительная. Я знал, что она своего добьется. Я знал, что меня будут искать. Я – человек негордый. Никогда не был гордым. Прошло уже столько времени: она уже наверняка накопила достаточно денег. И меня уже ищут. Или скоро начнут искать.
– А откуда ты знаешь, что я не из тех, кто тебя разыскивает? Ну, от твоей жены, – говорит Одли.
– Ты, кстати, не хочешь заняться дайвингом?
– Нет, не хочу. А ты, кстати, не знаешь, как мне найти Бруно?
– Бруно? Бруно Мандея? Только не говори мне, что ты собираешься брать у Бруно уроки дайвинга.
– Не говорю, потому что не собираюсь. А как мне его найти?
– Никто не знает, как найти Бруно, – встревает Кангичи. – Он постоянно переезжает. Но если набраться терпения, он сам тут появится. Когда разгонит свою команду.
– Свою команду?
– Ну да. Он набирает команду чуть ли не раз в неделю, а потом всех увольняет. Он здесь живет уже двадцать лет; мотается по островам. Нанимает народ с Дублона, Удота, Умана. Народ тут расслабленный, работать никто не хочет, все хотят веселиться, гулять и пить пиво, но даже их достает, что вот в кои-то веки подрядишься потрудиться, а тебя злобно вышвыривают с работы – причем вышвыривают за борт. Теперь он набирает команду в Малайзии, на Филиппинах. Ходят слухи, что у него есть завязки на авиалиниях.
– А почему он их увольняет?
– Существуют два мнения. По мнению самого Бруно, он – последний из шкиперов старой школы, которым сам черт был не брат и которые знали, как управляться с делами в море, а теперь только он и знает, потому что настоящих матросов уже не осталось, а остались одни лентяи, невежды, воры и наглецы. По мнению команды, Бруно – злобный, опасный психопат, которого и близко нельзя подпускать к управлению авианосцем.
– Авианосцем?!
– Ну да. Но он такой – маленький, старый.
– А кто-то еще разделяет мнение Бруно?
– Только Бруно.
– А где он взял столько денег, чтобы купить авианосец?
– Ему мама купила.
Я вижу отражение Одли в зеркале за барной стойкой. У него очень короткая стрижка. Как будто он брился наголо, а теперь отросла щетина. Лучше бы он отпустил волосы – ему бы пошло (наверное, во мне умирает парикмахер). Хотя он давно отказался от мыслей об армии, его можно принять за военного. Он всегда одевается очень просто – в то, что легче всего стирается и не мнется и что подешевле, – как будто заранее предполагает провести ночь в канаве.
– А зачем ему авианосец? – интересуется Одли.
– Выходит в море, дает туристам уроки дайвинга. Но я бы с ним не поехал на дайвинг.
– Почему?
– Существует два мнения. По мнению самого Бруно, туристы, которых он развлекает, это никчемные слабаки, которые вечно хнычут и не понимают элементарных вещей. По мнению туристов, Бруно – это злобный, опасный психопат, которого и близко нельзя подпускать к управлению авианосцем. Например, большинство капитанов стараются избегать тайфунов, которые в здешних краях не редкость. Бруно же, наоборот, идет в самый тайфун, чтобы его гости узнали на собственном опыте, что такое настоящий шторм.