– Смерть – это вечная жизнь, господин инспектор, – тихо, но очень ясно проговорил Датар, словно подслушав мысли Нонора. – Разве вы об этом не слышали в проповедях? Вы же единобожец.
Нонор отвел взгляд первым. Желание загородиться от взгляда монаха листом бумаги или рукавом было глупым и детским, и перебороть его взрослому человеку не стоило серьезных усилий. Но все же оно появилось. К счастью, опору инспектор Нонор потерял лишь на мгновение, почти сразу нашелся и вернул разговор в нужное русло.
– Слышал. Хорошо. Допустим, смерть вам не страшна. Но есть вещи, которых вы боитесь. Например, боль. Возможность столкновения с ними вас не пугает?
– Пугает. Но что же я могу поделать? Только заставить себя не бояться.
– Или вынудить меня защищать вас.
– Я вас не вынуждаю. То, что я обратился к вам, должно было избавить меня всего лишь от претензий монастырского казначея. Все происшедшее сверх того – какая-то цепь нелепых случайностей.
– Или же наоборот – чья-то работа под неясную мне цель.
Датар повел рукавом:
– Мне эта цель тоже неясна. Если она есть вообще. Связать одно с другим я не могу. Все случившиеся события мне кажутся отдельными – каждое само по себе.
– Связывать одно с другим – мое дело, эргр Датар. Предоставьте заниматься этим мне.
– Пожалуйста, занимайтесь. Но не пытайтесь чего-то добиться от меня, поймите же: я ничем не могу вам помочь. Тем более что Тайную Стражу...
Тут монах каким-то странным взглядом посмотрел за спину инспектору, туда, где сидел Мем. Нонор тоже глянул через плечо. Мем широко зевал, прикрывая рот рукой.
– Если вы не можете мне помочь – хотя бы не мешайте, – сказал Нонор.
– А разве я мешаю?
Нонор кивнул:
– Местами. И что – Тайную Стражу?..
– Простите, кир Нонор, это ненамеренно. Я живу с другими представлениями о жизни, в другом окружении, среди других ценностей и с другой целью. Вероятно, с моей точки зрения многие события видятся не так, как вам. Надеюсь, вы способны понять меня правильно?..
Нонор вздохнул:
– Я пытаюсь, эргр Датар. Хотя для меня это сложно. А вы, со своей стороны, постарайтесь понять меня.
– И мне вас понять сложно. Если вы говорите, что главный виновник всех неприятностей на Чаячьем происходит из Царского Города, – какой смысл вообще вам заниматься этим делом?
– Я, эргр Датар, как и вы – выполняю свой долг. Быть может, заказчика из Царского Города мне с моего места не достать, и наказывать его вне компетенции окружных властей. Но исполнителей переловить я обязан. Просто для того, чтобы в следующий раз, когда в нижний город спустится некто с подобным заказом, у него возникли бы трудности с вольнонаемными. Итак, – Нонор кивнул на заколку, – она вам знакома? Вы знаете, кого из ваших посетительниц она украшала?
Монах отрицательно покачал головой.
– Я не обращаю внимания на подобные мелочи, – сказал он.
– Зря. И человека, который воткнул ее вам в плечо, вы совершенно никак не можете мне описать? Дворик-то был освещен.
– У меня нет глаз на затылке. Я сожалею.
– Его рост, его одежда, его руки? Неужели вы вообще ничего не запомнили?
– Мне было не до запоминания чьих-то рук. Знаете, когда в вас втыкают такой... такой предмет, это в самом деле больно. Насколько я вижу, эта вещь превосходно может служить оружием.
– Вы правы, это и есть оружие. Такая шпилька была традиционной принадлежностью придворных дам при прежнем императоре. В особо ответственных случаях на острие наносили яд. Как с этим дела сейчас – не знаю, но не похоже, чтобы обычаи двора сильно изменились. Дознаватель Лур утверждает, будто преследовал двух мужчин довольно высокого роста.
– Да, силы им было не занимать.
– Кстати, о силе. Накануне днем, встретив в городе моего помощника Мема, вы попросили его проводить вас до острова. Почему?
– Я боялся, что скоро стемнеет. Я уже не раз сказал вам, что в темноте не вижу.
– Да что вы, дело было среди дня. Может быть, вы боялись, что за похищением кружки с грехами последует нападение лично на вас? Что в записках, опущенных в эту кружку, можно прочесть нечто, провоцирующее нападение?
Но Датар был невозмутим.
– Я не могу отрицать, что у меня плохое чувство времени и я боюсь ходить по Веселому Бережку в одиночку. Не всем там нравится соседство обители и монахов. Иногда люди скверно шутят, и трудно бывает чем-либо оправдать их поступки, кроме как бесовским искушением. Мне легче предупредить неприятность, чем потом с ней разбираться. Поэтому я и попросил господина Мема меня проводить. И простите, кир Нонор, но уже поздно. Я хотел бы вернуться к себе на остров.
Инспектор Нонор поджал губы. Допрос не получился. Этот молокосос не давал сбить себя с толку, не попадался в ловушки, все время пытался перехватить у Нонора инициативу и вообще говорил, словно ходжерский владыка: «к себе на остров», – экое барство. Если бы не монашеский сан, Нонор поработал бы с мальчишкой по-другому и не превращал бы допрос в милую беседу. А так – приходилось уважать.
– А вам не безопаснее будет остаться на ночь здесь? – спросил он у монаха.
– Я не имею права покидать храм надолго. Пожалуйста, верните меня туда, откуда доставили. Я не доберусь сам.
– Вы рискуете.
– Я исполняю свой долг. И передайте господину Тогу... Передайте ему мою благодарность. Я не хотел его оскорбить, я был несправедлив.
– Мем, – сказал инспектор Нонор. – Раз уж я тебя вызвал, придется тебе принести хоть какую-то пользу префектуре. Тебя, пожалуй, испугается любой злоумышленник. Отправляйся-ка с эргром Датаром на Чаячий остров и покарауль там немного. А то мало ли что может случиться, если пустить дело на самотек. Я потом пришлю кого-нибудь тебя сменить, а пока напишу в Каменные Пристани бумагу, что ты мне очень нужен.
– Но, инспектор Нонор, у меня завтра с утра занятия...
– Я же сказал, что напишу в лицей бумагу. Тебя освободят.
Мем послушно кивнул и отправился туда, куда его послали: караулить Датара.
Вместе с монахом они спустились с крыльца префектуры. Брать с собой фонарь Мем не стал: улицы кое-где освещены, а с фонарем на дожде неудобно – вода течет в рукав. Но если накануне, в пасмурный и хмурый день, Датар все видел и шел сам, то теперь он намертво вцепился Мему в локоть, и даже это не мешало ему оступаться и почти падать на ровном месте. Плащ Мема, вывешенный в коридоре у едва теплой печи, за время допроса ничуть не просох, а казалось, наоборот – только лучше пропитался водой. Надо признаться, Мем не предполагал, что заведенное им расследование о тыкве обернется для него такой сыростью и неудобством. Одно отрадно: по записке Нонора теперь можно будет прогулять энленскую грамматику и предэкзаменационный опрос по криминалистике, а если повезет – еще и фехтование.
До самого Чаячьего они путешествовали молча. Оба были недовольны. Мем – дождем, поздним временем и проигранной услугой, Датар – шпилькой и другими своими заботами. На пристани Мем попытался было оставить монаха возле лодок и в одиночку пойти разыскивать спрятавшихся от дождя перевозчиков, но Датар его не отпустил.
– Нет! – воскликнул он и уцепился за Мема еще крепче. – Я один не останусь!
Пришлось и тут тащить его с собой. В лодке завязался было ничего не значащий разговор с перевозчиком о погоде, но быстро заглох. Лодка шла тяжело. Навстречу по каналу бежала волна. Ледяная шуга, упавшая с неба и комьями смерзшаяся в стылой воде, скреблась и стучалась о борт и весла. Мем думал, Датар все-таки обиделся на то, что шпильку из него выдрали силой. Приближалась ночная стража, инспектор Нонор, наверное, тоже торопился домой, и настоящего врача в такую погоду и в такое время непросто было бы разыскать – потому с монахом и обошлись при помощи Мема и без лишних разговоров, хотя в Каменные Пристани Нонор посылал на самом деле не за этим. И не за тем, чтобы приставить потом Мема к монаху в качестве охраны. Когда и как всезнающий инспектор сумел рассмотреть, что Мем посещал обитель Скорбящих, было неприятной тайной. Не хватало еще раскрыть перед Нонором свое притворство...