Выбрать главу

— Евгеньич, гляди!

В стороне пролетел самолет с красной продольной полосой на фюзеляже–полярная авиация. Буторин выбежал на бугор… Не заметили.

— Только паруса свернули. Наверняка бы обратили внимание.

— Такой корабль не разглядели, — смеюсь я.

Река стала намного уже, до берегов можно дотянуться веслом, они подступают все ближе. У меня появляется смутное нехорошее предчувствие.

«Попали не в ту протоку, — подумал я. — Придется возвращаться на озеро».

Так и есть — впереди тупик. Вода затерялась, исчезла в высокой траве.

— Что такое? — изумился Буторин. — Куда девалась река?

Выходим на берег, осматриваемся — кругом болото. Вернулись на озеро–второй протоки не видно. Значит, ошиблись там, где река разделилась на два рукава.

— И самолет пролегал над тем руслом, — говорю я. — Потому нас и не заметили.

Полдня потеряли даром. Это пустяки, но бензин жалко.

Впереди показалась знакомая сеть. Она была теперь выгнута в другую сторону. Все стало ясно: здесь уже действуют приливно–отливные течения. На Ямале мы отвыкли от моря, Буторин принял прилив за течение реки.

Только вышли на правильную дорогу, мотор заглох. Запас бензина кончился.

— По прямой от фактории до Обской губы двести километров. А сколько мы прошли примерно?

— Километров шестьсот, — ответил Буторин. — Из них не меньше ста на веслах и под парусами.

Мы вывели «Щелью» на середину реки, до темноты потихоньку шли на веслах, по течению, но против ветра.

— Начался прилив и отлив тепла и света из тундры, — сказал я. — Дело к зиме… Если бы не ветер, к утру добрались бы до Се — Яхи.

— Приткнемся к берегу, переночуем. Грести ночью против ветра не стоит. Может быть, затихнет. А нет, завтра поглядим, бечевой или как…

Только поставили «Щелью» бортом к обрыву, повалил снег, все кругом побелело. Затопили печь. Еще днем у нас кончился чай, но я вспомнил, что у нас есть банка растворимого бразильского кофе.

Мы откинули полог, в каюту залетали снежинки. Я вспомнил майский снег над Северной Двиной, хороводы тающих льдин до горизонта, сморози и «мертвые льды», берега ямальских озер в летнем наряде… И вот — первый полярный августовский снег. Времена года кружатся вокруг «Щельи».

А мы степенно пьем из кружек заморский кофе, и его знойный аромат здесь, на краю земли за Полярным кругом не кажется нам странным. Но я знаю, что все это неповторимо и будет потом вспоминаться, как необыкновенный «златокипящий» сон.

— Все бы так пропадали, Дмитрий Андреевич, как мы с тобой. — Мне послышался рокот мотора. — Вертолет!

Он пролетел над рекой недалеко от нас, но мы разглядели только огни. Летчики тем более не заметили «Щельи», она в белой накидке, сливается с берегом. В Архангельске мы могли бы взять сигнальные ракеты, но не позаботились, теперь об этом жалели.

На другой день, 8 августа, только собрались отчалить — снова увидели вертолет. Сделав круг, он приземлился на лужайке метрах в двадцати от нас.

Никогда не забуду, как в небе, над нами, пел хор: «Родина слышит, Родина знает…».

— Рад видеть экипаж «Щельи» в полном здравии! — сказал, обнимая нас, широкоплечий пожилой летчик в черной кожаной куртке с Золотой Звездой на груди. — Борисов Василий Александрович.

— У нас все в порядке, — отвечал Буторин. — Правда, бензин вчера кончился. Но сегодня будем в поселке, дойдем на веслах.

— Зачем на веслах? Через час доставлю бензин. До Се — Яхи восемнадцать километров, вас там ждут с нетерпением. Вот свежие газеты, почитайте…

Проводив вертолет, мы разожгли костер. Пока варилась уха, просматривали газеты. Материалы о нашем путешествии — в «Известиях», «Комсомольской правде», «Советской России», «Водном транспорте». В «Литературной газете» через всю полосу заголовок: «Щелья» идет в Мангазею». Глянув на него, Буторин насупил брови, и я мгновенно вспомнил наш разговор в Амдерме о «глупых километрах».

«Неужели повернем на Диксон? — заволновался я. — И ничего не сделаешь, повернет, куда захочет».

Борисов доставил не только бензин, но и троих журналистов, которые, как выяснилось, тоже участвовали в поисках.

Все мои знакомые: Владимир Книппер из «Водного транспорта», корреспондент ТАСС по Архангельской области Юрий Садовой и фотокорреспондент Александр Овчинников. Они рассказали, что первым нас обнаружил летчик Феликс Хейфец и сообщил координаты «Щельи» Борисову.

— Я был на волоке, — похвастался Овчинников. — Мы видели ваши следы.

Я сказал, что для тревоги серьезных оснований не было, поморы тратили на переход через Ямал больше месяца, мы идем «с опережением графика».

— Местные жители уверяли, что в такое жаркое, сухое лето пройти этим путем невозможно, — возразил Книппер. — Один охотник–ненец говорил мне, что реки и озера обмелели, и вы встретите десятки волоков, места безлюдные, вот все и забеспокоились. «Литературная газета» запрашивала Марре — Сале, Се — Яху, мыс Каменный. Им ответили, что вы прошли факторию Мор–ды–Яха, направились вверх по реке, дополнительных сведений нет. Район озер просматривался с вертолета, «Щелья» не обнаружена. В Се — Яхе, кроме нас, Игорь Запорожец из «Правды Севера» и Таня Агафонова из «Комсомолки». Мы тоже посылали запрос в Марре — Сале. Начальник станции ответил, что вы пробыли у них сутки, провели интересную беседу, при благоприятных метеоусловиях вышли на север, к фактории. По его расчетам, вы должны прийти в Се — Яху 10 августа, почти угадал…

— Уха готова! — объявил Буторин, выкладывая на широкую доску куски омуля, муксуна, щокура, гольца.

— Знаете ненецкую пословицу? — спросил я. — Рыбу ешь — как птичка летаешь.

Корреспонденты предусмотрительно захватили бутылочку спирта, мы торжественно выпили за счастливое окончание поисков «Щельи» и за здоровье летчиков, которые от чарки отказались, но уху и рыбу ели с удовольствием.

— А я не хотел брать корреспондентов, — признался Борисов. — Дай, думаю, разыграю я их. «Щелью», говорю, не обнаружили! Смотрю, приуныли ребята. Вот он, наш радист, не выдержал, выдал меня…

Проводили вертолет, Буторин вручил на прощанье летчикам двух гусей. Корреспондентов мы взяли на борт

и вечером пришли в Се — Яху. На причале среди встречающих увидели начальника порта Амдерма Юдина с кинокамерой в руках.

— Специально прибыл, чтобы пожать вам руки, — сказал он. — Был уверен, что ничего с вами не случилось. Два таких мужика да с винтовками в тундре не пропадут.

Нас пригласили на полярную станцию, и я сразу попросил разрешения отправить радиограммы. Адресатов много, текст один: «Вышли в Обскую губу, все в порядке». На душе стало легче. Сегодня спокойно будут спать наши родные, близкие, а завтра в газетах не будет рубрики: «Где ты, «Щелья»?»

Утром вместе с корреспондентами мы отправились на самоходную баржу, чтобы посмотреть подробную карту Обского бассейна, выяснить, нельзя ли пройти из Оби через Тазовскую губу по рекам и озерам в Енисей.

Тонкие синие жилки на карте соединялись в извилистую, непрерывную линию. Кажется, можно попасть в Енисей этим путем и подойти к Диксону с юга, но…

— Сейчас не весна, речки пересохли, — сказал Буто–рин. — В Мангазею не пойдем. Отсюда–сразу на Диксон.

Корреспонденты растерялись и молча с недоумением смотрели на нас. Я вышел из каюты и направился к трапу.

— Ничего не понимаю, — тихо сказала Агафонова, придерживая меня за рукав.

Я коротко рассказал ей о наших разногласиях с Бу–ториным и добавил:

— Он любит поступать отменно, как говорили поморы. То есть по–своему, отлично от других.

Отход Буторин назначил на 11 августа. Нас много фотографировали, подробно расспрашивали о волоке. Но иногда корреспонденты о чем–то подолгу совещались, напоминая заговорщиков.

Обошли весь поселок, побывали на зверофермах, хозяйство богатое. В клетках — сотни голубых песцов. На пушно–меховом заготовительном пункте — гирлянды белоснежных и голубых песцовых шкурок.