В вершину памятного столба Буторин вколотил пилу, сбоку вонзил топор. Этот своеобразный маяк хорошо виден с реки.
3
Снова мы в Тазовском. Я дал почитать Буторину продолжение своих путевых заметок с описанием нашего спора — идти или не идти в Мангазею. Мне было интересно, что он скажет.
Прочитав заметки, Буторин промолчал. А вечером, во время прощального ужина, он так объяснил корреспондентам свое поведение в Сеяхе:
— Я не хотел идти в Мангазею, но очень доволен, что побывал там. У меня план был другой — дойти до Диксона и отправиться дальше на восток. Но в Сеяхе я подумал: у нас нет карт, моторы ненадежные, — и решил идти в Мангазею. О своем плане я не говорил никому, даже своему другу Михаилу Евгеньевичу. Все получилось к лучшему, я очень рад…
«Может быть, и так, — подумал я, слушая Бутори–на, — но не надо было ничего от меня скрывать».
Корреспонденты разлетались кто куда, а мы задержались на несколько дней, ремонтировали с помощью местных механиков моторы. С подвесным ничего не смогли сделать, он фыркал, но упорно не заводился. Многострадальный «Л-12» сняли со «Щельи» и перенесли в мастерскую рыбокомбината, чтобы заменить кое–какие детали.
Из «Литературной газеты» сообщили, что Награ–льян вернулся, готовит фоторепортаж.
«Подтверждаем приглашение вас в Москву непосредственно с Диксона, — говорилось в телеграмме. — «Щелью» отправите лесовозом, идущим в Архангельск. В Москве пробудете недолго, сможете догнать судно. Все расходы берем на себя. Сообщите предполагаемую дату прибытия на Диксон».
Из Сеяхи переслали радиограмму капитана Юрия Жукова, отправленную 12 августа с борта теплохода «Руза»:
«От души поздравляю с успешным завершением трудного перехода. Несмотря на наши шесть тысяч лошадиных сил, застряли в районе острова Таймыр, ждем ледоколов. Привет Буторину».
Капитан Жуков, один из моих друзей, раньше плавал на теплоходе «Юшар», который совершал рейсы от Архангельска до Нарьян — Мара и обратно. Каждый приход судна в столицу Ненецкого округа считался праздником, ему даже придумали название: «Юшаров день». Пришла весточка от другого нашего почетного юнги: «Спасибо за поздравление с днем рождения. Горжусь зачислением юнгой вашего экипажа, хочу быть таким же смелым. Слежу за сообщениями о вашем путешествии. Желаю счастливого плавания. Валерий Гордеев».
Из Сеяхи переслали еще одну телеграмму — от председателя Комитета по печати Михайлова:
«Внимательно следим за вашим путешествием. Очень просим вас вести по возможности подробные дневники, собирать фотографии и другие материалы для издания книги. Желаем успешного плавания». Из Ленинграда:
«Президиум Географического общества СССР поздравляет вас с завершением плавания в Мангазею, надеется видеть в обществе с сообщением о результатах путешествия».
Много мы получили в Тазовском сердечных телеграмм от школьников, от знакомых и незнакомых людей.
4
Заходим в райком партии к Будылдину, как в родной дом, просим помочь приобрести капроновый трос для якоря, а он в ответ:
— По древнему пути поморов вы прошли до конца. Оставьте нам «Щелью» на память, возвращайтесь домой на самолете. Дмитрий Андреевич, мы заплатим за нее. Передадим ее окружному музею, но храниться она будет здесь, в Тазовском.
— Об этом не может быть и речи, — сказал Буторин. — Как же я, капитан, вернусь в родной порт без судна?
В Мангазее я предлагал Дмитрию Андреевичу опять соорудить ворот, втащить «Щелью» на обрыв и оставить ее там навечно. Он не согласился.
— Вы, наверно, собираетесь еще на ней путешествовать?
— Для плавания во льдах она уже не годится. Борта истерты–на пределе. Можно, конечно, капитально отремонтировать. Но я собираюсь построить другое судно, получше. Увеличу длину метра на два, осадка уменьшится, по таким речкам, как Мутная, Зеленая, можно будет проходить без хлопот.
Я не стал спорить с Буториным, но в душе был с ним не согласен. Осадка уменьшится, хорошо будет идти по речкам, но плохо по морям. Труднее станет лавировать среди льдов. Да и на речках удлиненная «Щелья» не сможет «танцевать вальсы».
— Ну вот, тем более, значит, «Щелья» вам не нужна. Может быть, все–таки оставите ее нам?
— Нет, никак не могу.
— Жаль… Капроновую веревку? Сейчас узнаем. — Он позвонил на рыбокомбинат, в речной порт. — Да. да, очень нужна… Зачем? Да вот повеситься хочу — «Щелья» уходит из Тазовского…
Мотор отремонтировали, установили, но отход пришлось отложить: пропал Пыжик. Я обошел весь поселок. никто в этот день его не видел. До этого многие жители просили насоставить им Пыжика на память–может быть.
его спрятали. Местные газетчики тоже включились в поиски. Вечером сообщили: Пыжика видели в Газ — Сале Утром я снова пришел к Будылдину.
— Отход «Щельи», Николай Яковлевич, откладывается на неопределенное время. Без Пыжика я продол жать путешествие не буду. Мы на него смотрим как на члена экипажа. Что я скажу читателям? Потеряли в поселке? Никто не поверит, что нельзя было его разыскать. Как мне побыстрее попасть в Газ — Сале?
Будылдин позвонил в аэропорт, сказал, что через несколько минут туда отправляется вертолет.
— Пусть подождут, я бегу…
В поселке геологов я ходил от дома к дому, спрашивал о Пыжике. Его видели, но следы потерялись.
— Товарищ писатель! — окликнул меня один из грузчиков, работавших на причале. — Кого ищете?
— Пыжика! Говорят, где–то у вас прячется. Нам надо уходить сегодня, а он не явился. Капитан, обветренный как скалы, нервничает, я тоже.
— Освободите от работы — найдем! — рассмеялись грузчики. — На полчаса!
Я договорился с начальством, отпустили всю бригаду. Через двадцать минут рабочие привели Пыжика на веревочке. Увидел меня, глаза вспыхнули, припал на передние лапы, медленно вытянулся у моих ног.
В Тазовский вернулись на катере. Буторина осаждали работники Свердловской киностудии. Им хотелось снять «Щелью» в море для киножурнала «Новости дня». Договорились, что они отправятся в Находку на большом катере, который поведет «Щелью» на буксире. В Тазовской губе произведут съемки.
Перед уходом из Тазовского мы подарили школьникам один из наших якорей с надписью «Щелья» и баланс от старинных весов, найденный на мысе Мамеева.
В Тазовскую губу вышли ночью, в тумане заблудились, катер прочно сел на мель. Утром развернули карту, осмотрелись. Берега незнакомые, устье какой–то реки или залива. На мысу — деревянная вышка. По времени должны были подойти к находке–ничего похожего. Буторин долго водил биноклем во все стороны. Поставил карандашом на карте точку.
— Мы находимся примерно здесь. В устье реки Пур.
Куда нас занесло! Находка на противоположной стороне Тазовской губы. По просьбе кинооператоров мы сняли их с катера вместе с аппаратурой, высадились на мысу. Погода портилась, дул пронизывающий северный ветер, а наши пассажиры были одеты легко. Мы их кое–как одели и обули. В ход пошли буторинские бахилы и шуба, которой мы еще ни разу не пользовались. Всю бы нашу компанию заснять на кинопленку–робинзонада!
Когда съемки закончились, развели на берегу костер, приготовили обед, распили две «неприкосновенные» бутылки. Киноработники были очень довольны неожиданным приключением. Один из них взял мой нож и что–то долго, старательно вырезал на основании геодезической вышки.
— Вырезал слово «Щелья», дату и наши фамилии. Ваши не стал вырезать, вас и так все знают.
— Правильно сделали, — похвалил я его.
Нам ничего не оставалось, как сидеть у моря и ждать погоды в прямом и переносном смысле. Чего доброго, опять «пропадет» «Щелья»…
Вечером на реке показался катер. Подошли к нему, выяснили, что он идет в Тазовский. Переправили на него пассажиров и, не теряя времени, взяли курс на Находку. Катер, сидящий на мели, остался в одиночестве, на помощь ему должен был подойти буксирный пароход.