Алланазар-кори окончил это медресе пять лет назад и является имамом одной из крупней-ших мечетей Средней Азии.
Иногда просыпаешься и не поймешь, что происходит вокруг. Вот и сейчас мне казалось, что я еще сплю. Я в Москве, в гостинице, твердил я себе... Я врач из Таджикистана, Курбан Маджидов... Ну и что из того, что я врач?.. Не сегодня-завтра отправляюсь в паломничество, а это мои соседи совершают молитву...
Несколько лет я провел в Москве в лабораториях и клиниках этого города, среди опытных врачей, знатоков медицины. С завязанными глазами я найду в Москва любой театр, музей, концертный зал. Сколько раз в родном Таджикистане мне чудился специфический запах московского метро, слышался шум выходящего из туннеля поезда... Но сейчас... Хотя я отдавал себе отчет в том, какая жизнь ожидает меня в поездке к святым местам, заунывное чтение Корана в номере московской гостиницы казалось чем-то нереальным.
Мой брат работает на радио. Однажды я зашел к нему в студию. Должна была начаться трансляция послеобеденного концерта для тружеников сельского хозяйства. Участники концерта, певцы и музыканты, оживленно беседовали. Разыскивая брата, я открыл одну из дверей и увидел знакомого певца, человека средних лет. Среди новейшей звукозаписывающей аппаратуры, постелив на полу газету, он совершал намаз. Так же, как и сейчас, я был ошеломлен представившимся мне зрелищем.
Тимурджан-кори и Алланазар-кори снова улеглись в постели. Я оделся и вышел на улицу. Машина подметала мостовую. Редкие прохожие спешили по своим делам. Стая грачей кружила над куполами церкви. Лет десять-двадцать назад здесь была еще деревня. Теперь тут выросли кварталы большого современного города. Только зеленая церквушка напоминает о прошлом.
Я зашагал по проспекту. Было 22 апреля, день рождения Ленина. В Душанбе пионеры школы No 7 примут сегодня в свои ряды моего старшего сына.
Когда я вернулся в гостиницу, мои соседи уже завтракали. На румоле{ поясной платок}, который Алланазар расстелил на столе, стоял чайник, лежали куски рафинада и несколько небольших лепешек домашней выпечки.
Все пять дней пребывания в Москве будущие хаджи завтракали и ужинали у себя в номерах лепешками, запивая их чаем. Лишь обедать ходили в ресторан "Узбекистан" или "Баку". По их уверениям, только в этих мусульманских ошхона {cтоловые} можно получить дозволенную шариатом пищу.
Я принес из буфета простоквашу и крутые яйца. Беседа за завтраком не клеилась.
Да, пока я не сблизился с Исрафилом, я чувствовал себя одиноким среди этих семнадцати человек. Вот почему обращение на "ты" муллы из Башкирии было мне приятно.
Взошло солнце и море приобрело сине-зеленый оттенок. Впереди показалась западная оконечность Азии. Еще десяток-другой минут, и мы полетим в африканском небе. Выходит, что даже не будучи космонавтом, можно за полчаса увидеть три великих континента.
И вот внизу под нами Суэцкий канал. Будто на желтый лист бумаги положили синюю линейку. Кое-где на линейке виднеются белые и черные точки. Это, по-видимому, суда, которые египтяне проводят через свой канал. Если бы не наше вмешательство несколько лет назад, то из-за этого канала разразилась бы война и кровь тысяч, а может быть, и миллионов людей пролилась на этой земле. Дотошные ученые подсчитали, что за историю человечества произошло пятнадцать тысяч войн, в которых погибло два с половиной миллиарда людей. Сильный всегда притеснял слабого, а правда была на стороне того, у кого потолще мошна. Сколько раз за последнее десятилетие миролюбивое вмешательство советского правительства удерживало руку какого-нибудь хищника, занесенную для кровопролития.
О СНЕ, О ВЕЧНОСТИ И ПРОЧИХ НЕМАЛОВАЖНЫХ ВЕЩАХ
Еще до того, как ступить на каирскую землю, наш руководитель предупредил, чтобы мы не разбредались и все время находились вместе.
Служащий аэропорта провел нас в просторный зал. Кори-ака, красивый рослый мужчина с одухотворенным лицом, шел впереди. Голова его была повязана белой шелковой чалмой, он был в новом, шитом золотом халате, светло-кремовых брюках и лакированных модельных полуботинках. Все это очень гармонировало друг с другом и придавало нашему руководителю величественный и несколько франтоватый вид.
За Кори-ака следовал переводчик группы, знаток арабского языка, литературы и истории Абдусамад-ака, затем четыре старца в чалмах и халатах, а за ними -- паломники помоложе, одетые по-разному, и в самых разных тюбетейках -- чустских, вышитых шелком и в бархатных -- казанских.
Здесь я впервые увидел столько разноязычных иностранцев одновременно. Осведомленные о посадке советского самолета, они бросали на нашу группу испытующие и удивленные взгляды. Лишь на вашего покорного слугу никто не обращал внимания: только у меня из-под тюбетейки выбивалась шевелюра, а через плечо висел фотоаппарат и одет я был так же, как обычно одевался в Душанбе.
Мы уселись вокруг Кори-ака. Он в третий раз совершает паломничество, хорошо знает Египет, Ливан, Сирию и Саудовскую Аравию. Он принялся рассказывать об Аль-Азхаре -- высшем религиозном университете Каира, в котором обучается около сорока тысяч человек. Аль-Азхар -- крупнейшее медресе мира и готовит кадры священнослужителей для всех стран ислама.
Наш переводчик Абдусамад-ака получил образование и стал мударрисом, т. е. учителем в Мири-Арабе.
Мулла Урок-ака толкнул меня в бок и кивком отозвал в сторону.
-- Давайте-ка насладимся табачком,-- сказал он, когда мы отдалились от наших спутников.
Закурили.
-- Мне неудобно курить в присутствии Кори-ака,-- объяснил он,-- а вам можно, вы доктор.
Опять помолчали.
-- А аэропорт у них неплохой, -- проговорил Урок-ака.
-- Да, недурной.
Снова наступило молчание. К счастью, подошел Исрафил. Он взял меня под руку и повел осматривать помещение аэровокзала. Хотя Кори-ака предупредил, чтобы мы не расходились, но вместе с Исрафилом можно. Ведь он помощник руководителя нашей группы. Еще в Москве его единогласно избрали по предложению Кори-ака. Раз начальник с тобой -- не возбраняется нарушать кое-какие установления.
В одном киоске продавались сувениры, в другом газеты, цветные открытки и брошюры. За стеклянной перегородкой видны люди в форме гражданского воздушного флота Объединенной Арабской Республики. У буфетной стойки сидели на высоких табуретках европейцы, азиаты и африканцы, попивая кофе и коктейли. У нас с.Исрафилом не было ни гроша местных денег, чтобы, выпить хотя бы по стакану фруктовой воды. Рядом с буфетом киоск менялы. Смуглый долговязый человек пересчитывал деньги, укладывал в пачки и перевязывал. На прилавке стояла табличка с курсом различных валют в переводе на египетские фунты. Меняла поднял голову и поздоровался с нами.
-- Русийя?
-- Да,-- ответили мы,-- Советский Союз.
-- You are nice people {вы хорошие люди (англ.} ,-- сказал меняла и, улыбнувшись, приветствовал нас, поднеся правую руку сперва к губам, затем к глазам, а потом к макушке, тем самым как бы говоря: добро пожаловать, гостя мы считаем светом наших очей и готовы голову положить за него.
К счастью, в свое время я приложил много усердия и стараний, чтобы до некоторой степени овладеть английским языком, и теперь, коль скоро разговор не выходил за рамки обычных житейских тем, мог, хотя и с трудом, поддерживать беседу.
Мы поблагодарили менялу за теплые слова и в свою очередь дали понять, что и нам симпатичны жители Арабской Республики; сказали, что жаждем дружбы и хотим иметь здесь побольше друзей.
-- Хороший человек,-- резюмировал Исрафил, когда мы отошли.
-- Почему ты так решил?
-- По его обходительности. У него на лбу написано, что он родился под ласковой звездой.
Может быть, он и хороший человек, подумал я, но явный чудак. Словно средневековая невеста, украсил себя драгоценностями. Цепочка на животе золотая, несколько перстней, нанизанных на толстые пальцы, тоже золотые, даже запонки золотые и зажим для галстука золотой. И все эти запонки, кольца и цепочки усыпаны драгоценными камнями -- бриллиантами, сапфирами, зумрудами, жемчугом. Если бы их обратить в деньги, можно построить хорошую современную больницу.