— Может смыть лагерь! — крикнул мне в ухо Павлов.
Мы побрели назад.
Откинув полог, протиснулись внутрь первой палатки.
Голубой экран на пульте управления не горел.
Люди, тесным кружком стоявшие около него, молчали.
— Нет связи с домом, — сказал дежурный, — оборвало все кабели!
В эту ночь в лагере никто не спал. Мы сидели на командном пункте и ждали.
Ждали рассвета. Ждали, когда утихнет шторм.
В голову лезли нехорошие мысли. Дом может дернуть или наклонить. От этого выйдут из строя электрические батареи, и люди будут сидеть в кромешной тьме.
От удара может дать трещину корпус, часть воздуха выйдет, и люди окажутся в тесном воздушном пузыре, под самой крышей…
К утру ветер переменился и сбил волну. Ливень прекратился. В воздухе повисла мелкая морось.
Мы вышли из палатки. Поток, бушевавший за лагерем ночью, иссяк. Угасли белые гребни в бухте. Тяжелая, идущая против ветра зыбь лениво катила на берег ровные желтые валы. От глины и песка, принесенных с гор, вода в бухте стала непрозрачной.
Буек с флажком, который стоял над домом, исчез.
— Если бы их сорвало с якоря, дом был бы уже на берегу, — сказал Немцев.
— Не каркай!
Павлов сказал это и стал раздеваться. Он натянул на себя гидрокостюм и нацепил баллоны.
— Я тоже, — сказал Игнатьев.
Ступая пятками вперед, они вошли в воду. Первая же волна отбросила их назад.
Отдуваясь и отплевываясь, они встали, проверили автоматы дыхания — не попал ли песок? — и пошли снова. Их опять опрокинуло.
— Надо не так, — сказал Марлен. — Сейчас вдоль берега идет отбойное течение. Надо найти место, где оно поворачивает в море.
Он набрал кучу палок и стал бросать их в воду.
— Вроде бы тут! — сказал он: палки плыли от берега.
Павлов и Игнатьев, работая изо всех сил ластами, ушли под воду.
Мы уселись на мокрый песок и стали ждать.
Дождь сеял, как из сита. Сквозь его пелену казались призрачными громады входных мысов. Окружающие бухту горы исчезли в серой мгле. Наши плечи медленно, капля за каплей, покрывались пленкой воды.
Прошло полчаса.
— Вижу! — закричал Немцев.
Он вскочил и показал рукой на середину бухты.
Там, то скрываясь, то выходя на гребень волны, маячила черная точка. Рядом с ней появилась вторая.
— Плывут! Оба плывут!
Точки росли. Наконец среди желтых гребней заблестели костюмы и баллоны.
Люди, видно, выбились из сил и не стали искать место, где им лучше выходить. Они плыли прямо на нас.
Огромная волна выросла над их головами, поднялась, понесла их, опрокинула. Пена и песок покрыли тела, уходящая вода потащила обратно.
Несколько человек без команды бросились в воду. До одного аквалангиста удалось добраться. Его ухватили за руки. Следующая волна поднесла второго.
Их вытащили на берег, сняли маски и баллоны.
Павлов и Игнатьев лежали на песке, тяжело дыша. Потом нехотя сели.
— Ну как там? Что в доме? — спросил Марлен.
Мы настороженно ждали.
Павлов поскреб подбородок.
— Пьют растворимый кофе, вот что.
Он выплюнул изо рта песок.
— Кейфуют. Их даже не качнуло. Все-таки двадцать пять метров! А вот видимость под водой — ноль. Муть с берега идет — кругом облака.
— Сейчас они выпустят аварийный буек с антенной, — сказал Игнатьев.
Он сказал это и замолчал. На желтой взгорбленной поверхности бухты уже плясал красный буек. Он торчал из воды, как стручок перца, качался, скрываясь в ложбинах волн, и появлялся вновь.
Со стороны палаток что-то кричал дежурный. Он стоял около палатки № 1 и махал руками.
— Что там случилось? — спросил Павлов.
— Он кричит, что есть связь, — сказал Немцев.
На следующий день погода наладилась. Я ходил между палатками и прощался с водолазами.
Около первой палатки я встретил Киношника.
— До свидания! — сказал я. — Уезжаю.
Он мне очень обрадовался. Выглядел он неважно и был весь какой-то помятый.
— Очень жаль, — сказал он. — Все-таки еще один человек искусства. Мы так с вами и не поговорили. Как ваши дела?
— Так себе. Не рисовалось.
— И у меня хоть плачь. Я не могу уехать отсюда, не сняв какой-нибудь сюжет. Придется снять о недостатках. Должны тут быть какие-нибудь недостатки?
— Почему должны?
Я разозлился и не попрощавшись ушел.
С Марленом мы говорили долго.