По счастью, разбирательство с двумя заблудшими овцами в списке первоочередных дел у кеонган не значилось: прежде им нужно было разобраться с последствиями баталии. Четырем йеланским кораблям удалось уйти, однако островитянам и без того предстояло рассортировать множество пленных, заключить необходимые соглашения и решить немало иных вопросов. Всем нам, прибывшим на «Василиске», было велено оставаться на берегу бухты, где матросы – в зависимости от того, насколько пристально наблюдал за ними Экинитос – то занимались ремонтом, то болтались без дела, обмениваясь слухами о недавних событиях. Боюсь, немалой доле капитанской ругани они были обязаны мне: Экинитос, естественно, желал знать, куда я пропала и что натворила, и неведение привело его в столь же дурное расположение духа, как некогда – сломанная нога.
Здесь я провела три дня, а после этого к нам снова явилась Хили-и.
– Твое счастье, – сказала она. – Поскольку ты принесла жертву в храме…
(Дабы никто не подумал, будто я резала горло свинье, в скобках замечу, что жертва состояла из цветов.)
– Поскольку ты принесла жертву в храме, тебя всего лишь прогонят прочь.
– Прогонят? – переспросила я, словно не поняв ее слов.
Ведь я все эти три дня планировала новую вылазку к вершине Ома-апиа, а там и морские змеи успели бы успокоиться… Исследования только-только начались – как же мне было уехать?
Но взгляд Хили-и означал, что мне следует благодарить судьбу за столь счастливый исход.
– Да. Своими подвигами ты заслужила великую мана, но и нарушила тапу. Всему есть предел – даже для ке-анакаи, а его, – тут она кивнула на Сухайла, – не защищает живущий в нем дух дракона. Вы должны уйти и больше не возвращаться.
Некогда я была выслана из Байембе – но собственным правительством. Затем меня выдворили из пределов Йеланя – но в результате политических махинаций, каковые я решительно осуждаю при любых обстоятельствах. И вот меня впервые в жизни изгоняли из страны те самые люди, чье расположение и дружбу я надеялась заслужить… От этого было больно и обидно. И даже мысли о том, что я воистину заслужила их расположение и дружбу – отчего меня и не казнили сразу, – ничуть не облегчали этой боли.
Увы, протестовать не имело смысла: адмирал Лонгстид в любом случае не собирался оставлять меня на Кеонге. Дипломатические достижения принцессы были материями деликатными, будто едва проклюнувшиеся ростки, и он не мог позволить мне затоптать их неуклюжими ножищами. А я бы затоптала – даже сама того не желая, в силу самого характера своего участия в последних событиях. Я похитила целигер, принадлежавший Йеланскому Военно-Морскому Флоту; я нарушила кеонгские тапу; я знала о том, что на самом деле произошло с Ее Высочеством, значительно больше положенного – естественно, адмиралу хотелось удалить меня из сих мест, пока я не натворила чего-либо худшего.
К несчастью, «Василиск» еще не годился для плавания, хотя припасы и материалы, предоставленные небольшим ширландским флотом, значительно ускорили ремонт. Посему нас – то есть, меня и изгнанного вместе со мною Сухайла, а также ни за что не согласившихся бы разделиться с нами Тома, Джейка и Эбби – поспешили спровадить на «Бойн», наименьший из трех кораблей эскадры, и переправить в Пхетайонг.
Расставание оказалось горьким. Перед отъездом я, нарушив брачный обет, дабы сдержать обещание свободы, развелась с Лилуакаме. Несомненно, уже мечтая о возлюбленном, она с ослепительной улыбкой поблагодарила меня за все. Конечно, с собою в Ширландию я бы ее в любом случае не взяла, да и самой ей туда вовсе не хотелось, однако как странно было прощаться с той, кто – хоть и совсем недолго, и всего лишь ради нелепого маскарада в угоду местным обычаям – а все же была мне женой! Впрочем, даже и это прощание вполне могло бы не состояться: с остальными знакомыми островитянами – например, с теми, кто повез нас в море для катания на морском змее – я не смогла перемолвиться даже словом. Мало этого: из головы никак не шли мысли о незавершенной работе. Я надеялась украдкой нанести визит на Рауаане, когда «Василиск» будет готов к отплытию, но теперь и это сделалось невозможным. Я больше не могла вернуться на вершину Ома-апиа для продолжения наблюдений за ящерицами-огневками. Я больше не могла расспросить Хили-и, что говорят сказания ее народа о существах, обитавших на проклятом острове, и поискать в них зерна истины, пережившие многие сотни лет пересказов и приукрашиваний. Все, что осталось – рабочие дневники, собственная память да окаменевшее яйцо, которое я забрала с адмиральского флагмана.