Двадцатиметровая скала под изумрудной шапкой густой растительности, нависшей над краем обрыва, сверкала золотом в лучах заходящего солнца. Глядя на эту шапку, я не смогла сдержать вздох. Как показывал опыт, искать драконов в подобных местах – задача не из легких, а между тем здесь, в отличие от Бульскево, проводника для нас никто не приготовил.
Стоило мне раскрыть рот, чтобы заговорить об этом с Томом, Джейк дернул меня за рукав.
– Мама, смотри! Там, на обрыве, люди!
Зрение у сына было отменным. Разглядеть движение, надежно укрытое зеленью, смог бы не всякий. Однако вскоре над обрывом показались трое. Двое остались чуть позади, а третий, одетый лишь в свободные матросские штаны, подошел к самому краю. «Туземец», – решила я, увидев, как смугла его кожа в сравнении со светлой тканью.
– Что он делает? – спросил Джейк.
Человек на краю обрыва бросил быстрый взгляд вниз и отступил назад, почти к самым деревьям.
– Возможно, выплюнул что-то в море, – хотела было сказать я, но тут туземец развернулся, широко взмахнул руками, придавая себе ускорение, рванулся вперед и прыгнул со скалы вниз.
Нет, то было не самоубийство. В полете его тело грациозно выгнулось, натянулось, словно струна. Но, несмотря на все это, всплеск, с которым он вошел в воду, оказался столь громким, что Эбби вздрогнула и отшатнулась от борта. У меня тоже перехватило дыхание. Я не могла сделать вдох, пока на поверхности не показалась темная голова и блестящие мокрые плечи. Секунду спустя над морем разнесся восторженный вопль.
– Да он сумасшедший, – сказала я, не сводя с пловца глаз.
Стоявший рядом Том насмешливо фыркнул.
– И это говорит дама, некогда спрыгнувшая со скалы сама!
– У меня был планер, – напомнила я.
О непроверенной конструкции планера Том предпочел умолчать. Соблюдать осторожность, упоминая при сыне – по крайней мере, пока он еще мал – о ряде моих похождений, мы договорились задолго до этого: мало ли, на какие идеи подобные рассказы могут вдохновить ребенка девяти лет? Я вновь подняла взгляд к кромке обрыва. Оставшиеся наверху не последовали за товарищем. Хлопнув друг друга по плечам, они скрылись среди деревьев. Прежде, чем я успела предложить выслать на помощь ныряльщику шлюпку, тот развернулся и поплыл – по-видимому, к гавани.
К тому же ветер гнал судно вперед, а при развороте в такой близости от берега нас могло снести на скалы. Глядя назад, в сторону постепенно уменьшающейся фигурки пловца за кормой, я ненадолго задумалась, сердится ли он на нас, не взявших его на борт, или попросту наслаждается купанием. Дело было осенью (а может, вернее сказать «весной», ведь мы находились несколько южнее экватора), однако день выдался теплым, на море царило спокойствие – отчего бы и не поплавать в свое удовольствие?
Но вскоре я позабыла о ныряльщике: мы вошли в порт. Благодаря крутизне берегов, гавань была небольшой, но настолько глубокой, что «Василиск» смог подойти к берегу почти вплотную. Будь Намикитлан крупным городом, в гавани выстроили бы пирсы, и мы смогли бы сойти с корабля прямо на берег. Однако городок был невелик, примечателен лишь тем, что в этой точке сходились несколько местных торговых путей да раз в месяц устраивалась ярмарка, и потому нам пришлось воспользоваться корабельными шлюпками – сия еще пять месяцев тому назад экзотическая процедура ныне стала для нас практически рутинной.
В Намикитлане имелся небольшой отель. Радуясь возможности избавиться от тесноты и скученности «Василиска» едва ли не до слез, я тут же отправила Тома забронировать нам пару номеров. Пока он занимался этим, я наблюдала за выгрузкой нашего снаряжения и багажа. Мы собирались остановиться в Намикитлане, по крайней мере, на месяц, в течение коего «Василиску» предстояло плавание по торговым делам, и оставлять на борту что-нибудь нужное было никак нельзя.
Посреди сей операции мое внимание привлекли громкие крики людей, кучкой собравшихся на берегу. Один из них только что выбрался из воды, а остальные хлопали его по спине и жали ему руку. Все вместе они двинулись в нашу сторону, и я поняла – не из разговора, представлявшего собою затейливый салат из множества языков, а исключительно по общему тону, – что пловца ведут угостить выпивкой.
Когда они подошли ближе, я узнала в человеке, находившемся в центре общего внимания, того самого ныряльщика, что прыгнул на наших глазах со скалы. Судя по всему, он был не из местных. Почти такая же темная кожа, как и у остальных, такой же орлиный нос, однако лицо его было значительно у́же, губы – тоньше, а мокрые волосы ниспадали вниз свободными, крупными завитками. Вероятно, ахиат – вблизи я смогла разглядеть, что на нем вовсе не матросские штаны, а традиционные ахиатские «ширвалы», заметно пострадавшие во время прыжка.