Теперь Минт боролся сам с собой. Ему хотелось снова петь и купаться во внимании, но словосочетание «королевский дворец светлых эльфов» вызывало у него вполне понятные трепет и отвращение. Оставаться здесь, посреди огромной просеки и трупов, разлагающихся остатков нежити, ему тоже не хотелось, но и во дворец Минт как-то не рвался. Ясно было, что на ночь глядя никто никуда не побежит и в то же время Бранд предлагал решить ему самому, как быть, что делать, и Минту не хотелось оскорблять короля здешних лесов.
— Я с радостью приму приглашение короля Илониэ, — ответил Минт, привычно сокращая эльфийское имя.
Существовало две традиции их сокращения, бралось начало имени, к которому добавлялась иногда пара последних букв, или все имя сокращалось до чего-то похожего, с добавлением рычащих звуков, как в случае Ираниэль, например. Снобы-эльфы, убивавшие за сокращения и неправильное произношение имен, разумеется, давно уже сами были истреблены.
— Но прошу понять и мои обстоятельства, — неожиданно голос Минта стал напыщенным, пафосным, — из-за которых я вынужден был отправиться в этот тяжелый квест!
— Разумеется, несравненный бард, — еще раз поклонился граф, и остальные эльфы за ним тоже склонили головы.
Словно кустарник или сад саженцев качался на ветру, такое всегда у Бранда оставалось впечатление от их синхронных поклонов. Темные эльфы с их загорело-черными телами напоминали скорее ожившие чернила или щупальца какого-нибудь кальмара тьмы.
— Всех эльфиек, кому невтерпеж поебаться с бардом, можете отправлять ко мне! — громко заявил Дж’Онни. — Я тоже бард и лучший друг Минта Вольдорса! В качестве доказательства сейчас спою!
Лицо графа чуть дрогнуло, словно он собирался без обиняков послать Дж’Онни.
— Я передам ваши пожелания распорядителю королевского дерева и уверен, он учтет их, — сообщил граф с немного преувеличенной вежливостью. — Прошу следовать за мной.
Зверье, откликнувшееся на призыв эльфов, уже разбежалось, а те, что были укрощены, помогали разбирать и разносить тела и патрулировали окрестности возле просеки. Как и орки, эльфы зачастую смотрели на подобные вещи, как на отражение круговорота жизни и смерти в природе. Мол, на месте сваленного леса вырастет новый, еще лучше, а тела погибших подпитают природу вокруг, чтобы живых стало еще больше. Разумеется, приплетался и религиозный аспект, в котором боги олицетворяли жизнь, а демоны — смерть. В чем-то они были, конечно, правы, но вот Бранда эта идея «боги подарили жизнь и тут же ограничили ее», продолжала дергать и нарывать мысленной занозой.
Шли они недолго, как выяснилось, Проклятый не дошел до мега-дерева буквально чуть-чуть, не хватило одного рывка. Дополнительно помогли и отличия местных мега-деревьев: там, где в Алавии, Ирии, Стордоре и прочих местах, под кроной не росло ничего, здесь высились настоящие стены из хвойных деревьев, отлично себя чувствующих в тени. Непролазные завалы и смыкающиеся стволы, словно древесные крепости.
Погибли и два местных героя, чьи имена и прозвища ничего не сказали Бранду. Молодежь, скорее всего, еще не вышедшая из-под сени леса, не успевшая прославить свои имена.
Дальше все было привычно, скучно, предсказуемо. Представления, раскланивания, восхваления героев, празднование с оттенком печали по погибшим, расспросы о том, что происходит в мире и рассказы о своей жизни.
Предложения кентавра были учтены и сейчас бледные эльфийки разных возрастов, включая одну из местных героинь, Ономэ Шишку, хлестали Дж’Онни ветками, устраивая бодрящий «хвойный массаж». Кентавр хихикал и подставлял бока, блаженствовал. Минт уже изрядно напился и пел, в компании местных бардов поголовно мужского пола. Вайдабор что-то объяснял нескольким эльфам, разводили ручищи, похоже демонстрировал размер своей дубины.
— А ты, как всегда, в стороне, — сказала Валланто, подходя и садясь рядом на наплыв ветви мега-дерева.
— Ты знаешь, сколько раз я видел подобное? — пожал плечами Бранд, принимая чашу с «кедровым соком».
Так себе винцо, только и отличий, что за пределами тайги не встретишь, да с добавками соков мега-дерева, для пущей крепости. Но эльфы, даже на севере, не могли обойтись без вычурности и красивостей. Сами они, конечно, называли все это иначе, мол, созерцание природы, ее гармония, необходимые элементы усложнения мира и любование его красотой, в противовес простоте и кровожадности бездны.