Я к небесам готов взлететь
И от восторга умереть!
Сбылась мечта, пришел почет
А с ним и в небеса полет!
Восторг и холод тишины
А значит мне штаны нужны!
Ведь если вдруг меня раздеть
То не смогу я больше петь!
Минта поймали и поставили на ноги, оставили стоять, практически голым. Бард дрожал, но ловко делал вид, что это от холода и еще подыгрывал на уцелевшей лютне, скрывая свой страх и наготу за движениями.
— Поверить не могу, — покачала головой Валланто.
— Как будто тебе не выпадало почета, — усмехнулся уголком рта Бранд.
По лицу Валланто пробежала тень, скорее всего она вспомнила прошлое. Бранд не видел вживую, но легко мог представить, как Валланто, в схожем наряде, состоящем из минимума одежды, стояла перед такой же, точно также ревущей от восторга толпой верующих в Адрофита.
— Почета? — спросил Вайдабор, повернув голову и глядя поверх Дж’Онни и его свиты.
Герой-кентавр лежал, развалившись, словно кот на толстых одеялах, и несколько кентаврих полировали ему ноги и копыта, расчесывали, разминали тело, обмахивали хвостами и ухаживали.
— Смотри, — кивнул в сторону Минта Бранд.
Давным-давно, почти полжизни назад, когда он странствовал и наслаждался новой особенностью, прославлял себя уже как Алмазного Кулака, его точно так же чествовали и подбрасывали. Рвать на себе одежду он не дал, но в остальном все выглядело точно так же. Раздвинулась, расступилась толпа, и самые именитые и могучие из ханов и вождей всех трех народов вышли вперед, совместно одаряя Минта различной богатой одеждой, взамен разорванной на талисманы.
Девять их, как было и у Бранда, по трое от каждого из трех народов, и они раскинули белое покрывало из толстой шерсти и кожи, усадили на него Минта и подняли, словно на импровизированном троне.
— Да будет каждому известно!! — закричали особые глашатаи, полжизни развивавшие умения крика.
Луженые глотки, крикуны, способные разбудить даже мертвого, как обычного говорили о них.
— Что несравненный бард Минт Вольдорс объявляется Голосом и Другом Степи! Да расскажут об этом живые свидетели его песен, да разнесут слухи о нем степные травы, да услышит каждый сегодня же призыв степи!
Валланто еле слышно присвистнула, Минт надулся от счастья и важности, казалось, сейчас лопнет. Все страхи были позабыты, и он играл мелодию без слов, что-то энергичное, словно помогая нести себя самого к импровизированному трону. Возгласы о барде повторялись, уже не общем, а на родных языках собравшихся, шаманы и маги начали гудеть и колдовать, передавая новость по всем стойбищам, и общий беспорядок усилился, хотя еще недавно казалось, что это невозможно.
— Это наивысший почет возможный в степи, — повысил голос Бранд, чтобы Вайдабор услышал его объяснение сквозь этот шум. — Хотя вообще нет, есть еще одна ступень, но там Минт уже побывал и ему не слишком понравилось.
— Еще? — пророкотал Вайдабор, не замечая странных взглядов всех, кто прислуживал им сегодня.
Не то, чтобы героям требовалась прислуга, но так было положено, знак того, что они особо почетные гости и друзья «несравненного барда».
— Если бы собравшиеся провозгласили его Ханом всей степи, — объяснил Бранд.
Взгляды вокруг выражали страх, отвращение, гнев, неприятие, невозможность подобного, но такая наивность лишь умилила Бранда. Сегодня Минт песнями помирил старых врагов, завтра, если захотел бы, стал бы и ханом. Просидел бы недолго, примерно, как в Алавии, нет, даже меньше, разве что набрал бы себе деятельных жен, которые правили бы, пока он бренчал на лютне.
Не говоря уже о том, что и такое уже было в истории. Один раз всего, правда, и в очень смутные времена после Провала, но было. Хальсиэль Шестирукий, герой, не просто герой — темный эльф, спас степь и его избрали Ханом, вознесли на белом покрывале. Кончилось тоже не слишком хорошо, но все же. Раз темный эльф побывал ханом всей степи, то и человек вполне мог бы им стать.
— Всего лишь за пару песен, — пробормотала Валланто, едва заметно качая головой.
— За пару песен и примирение, не забывай, - напомнил ей Бранд. — Они, может, и сами рады были бы прекратить войну, но не могли уступить, чтобы не показать слабость. Они не уступили бы нашей силе, погибли бы, но продолжали сражаться, а вот песни барда — дело иное. Можно сказать, он принес им мир и любовь, не унижая никого.
— Да, — мечтательно отозвалась Валланто, откидываясь на заботливо подставленные подушки. — В прежние времена он стал бы украшением Города Любви.
— Разве? — усомнился Бранд.
— Мир и пир на весь мир! — провозгласил со своего трона Минт, и толпа снова радостно взревела.
Хмельное полилось рекой, потащили свежеприготовленное мясо во всех его видах, затеяли борьбу и выступления акробатов, кто-то состязался во владении оружием. Раньше непременно еще бы и певцы выступали, но после Минта никто не рисковал соваться. Пока не рисковал. Подопьют, кто-то из ханов затянет песню, а то и сам Минт сфальшивит в паре нот, и все, плотину прорвет. Потом еще начнется массовое паломничество в степь, ради любви и иных телесных потребностей и в общем-то Бранд заранее знал, что ничего нового уже не увидит.
— Он искал соитий, он получил бы их, сколько захотел, с кем захотел, — отмахнулась небрежно Валланто, — но я разожгла бы в его сердце пожар истинной любви, телесная страсть в ней лишь малая часть. Жар сердца и души, он сочинил бы новые гимны Адрофиту, привел бы массу новых верующих и да, возможно он заменил бы мне…
Голос Валланто оборвался, словно она умирала, но Бранд и без того понял все недосказанное. Вряд ли вышло бы, слишком многое должно было совпасть, чтобы Минт возвысился до нынешней мощи, но говорить о том Бранд не стал.
— Что теперь? — спросила она. — Будем сидеть здесь неделю, пока не закончатся празднества?
— Завтра поедем дальше, — небрежно ответил Бранд.
— Завтра?
— Минта наградили, в задницу расцеловали, на кобылках покататься не сможет, так что уже завтра начнет канючить, ну а так как мы его всего лишь сопровождаем, — Бранд выдержал многозначительную паузу и подмигнул Валланто, — то отправимся.
А если и найдутся дураки, кто будет возражать, то их просто стукнут и поедут дальше.
— Местные же пусть и дальше веселятся, празднуют, пьют, едят, любят друг друга и загаживают бескрайнюю степь, в конце концов им здесь жить, а мы так, проездом.
Валланто кивнула и немного повеселела.
К ним, неслышно ступая, приблизился невысокий человек, с округлым лицом, сплющенными, словно у народов севера глазками, и низко поклонился.
— Мир вам, великие герои.
Купец, причем судя по деталям одежды и кинжалу, из одного из городов-государств, окаймлявших юг Великой Степи. Там проходил торговый тракт и города, помимо товаров из других стран, сами по себе были сильно связаны со степью и торговали с ней. Судя по приглашению сюда, купец тоже попал в число особо почетных гостей, а значит торговал не абы с кем, а с той верхушкой, что недавно таскала Минта на белом покрывале.
— И тебе мир, почтенный купец, — ответил Бранд.
— Меня зовут Ассави Винджент и волей случая я пару дней назад получил весточку из родного Бадакха.
Он поклонился еще раз, Бранд ждал. Купцы торговых городов любили вилять словами и плести их, вытягивать словно родной им торговый тракт. Степняки нередко терялись в этой паутине слов, усиленной умениями Купцов, и промахивались в торговых сделках, если не торговали себе в убыток.
— Странные эльфы появились на великой торговой дороге, вооруженные до зубов, с повадками и умениями ночных убийц, и ищущие барда.
Купец чуть скосил глаза назад, словно указывая на Минта.
— Друг степи — друг Бадакха и его правителей. Что мне передать моему правителю?