Вера Петровна повесила трубку, прислушалась к музыке. Словно вспоминая что-то очень далекое, сделала несколько легких шагов. Остановилась. Ожили руки. В позе появилась грация балерины. И вот она делает одно забытое движение, второе, она танцует. Словно подчиняясь неведомым нам чарам, она пытается в пластике нащупать какое-то необходимое внутреннее состояние. Печальная тень печальной шекспировской героини ложится на ее лицо.
Х м а р о в (входит, наблюдает за импровизацией). Что вы делаете?
В е р а П е т р о в н а (застигнутая врасплох, виновато). Ищу.
Х м а р о в. Эй, там! Уберите музыку! (Словно требуя объяснения.) Ну?
В е р а П е т р о в н а (поколебавшись). Вы вынуждаете меня к признанию.
Х м а р о в (садится). Валяйте.
В е р а П е т р о в н а (вздохнула, медленно, она давно ждала этого разговора). Когда-то, когда вы спросили, не мечтала ли я о сцене, — я солгала.
Хмаров молчит.
Вы не удивлены?
Хмаров молчит.
Я мечтала стать балериной. И не только мечтала. Я ею была.
Хмаров молчит.
Могу даже похвастаться: я была хорошей балериной. Вы все еще не удивлены?
Х м а р о в. Нет. Это знает вся группа. Эскулап за преферансом проболтался и об этом.
В е р а П е т р о в н а (разочарована). Да?
Х м а р о в. Да. Если хотите, признание за признание: я знал об этом давно.
В е р а П е т р о в н а. Откуда?
Х м а р о в. Походка, пластика — это как шило в мешке, это на всю жизнь. (Словно о ничего не значащем.) Да, вы были хорошей балериной. Солисткой балета. Так мне сказали специалисты. И мне приятно было об этом узнать. Если это все — вернемся к кино.
В е р а П е т р о в н а (с удивлением и обидой). Вы знали и ничего не сказали? Почему?
Х м а р о в. Мне наплевать на вчерашний день. Я не историк, я футуролог. В моих руках ваше будущее. Это важней.
В е р а П е т р о в н а (печально). Ну что ж, спасибо.
Х м а р о в. За что?
В е р а П е т р о в н а. Хотя бы за то, что вы были снисходительны к моей лжи.
Х м а р о в (за кулисы). Музыку, я сказал! (Подождал, пока умолкла музыка.) Вы ищете не там. Мне не нужна изысканность пластики. Мне нужен один живописный мазок. (Деловито, напористо.) Слушайте меня внимательно. Когда, схватившись за сердце, профессор сползает вниз и вы склоняетесь над ним, — мне нужны настоящее отчаяние и настоящая боль.
В е р а П е т р о в н а. Я говорила, мне не под силу драматическая роль.
Х м а р о в. Ерунда. Здесь не сцена — кино.
В е р а П е т р о в н а (убито). Большего из меня не выжать. Простите.
Х м а р о в. Да нет же! Еще одно усилие.
В е р а П е т р о в н а. Это бессмысленно. Нет.
Х м а р о в (посмотрел направо). Ага, наконец-то! Появился Кирюха. (Подумал, вдруг осененный, тоном приказа.) Кирилл Васильевич! А ну, кати на нее камеру. Работаем. Последний бросок. Пленки не жалеть!
В е р а П е т р о в н а. Вы слишком азартны.
Х м а р о в. Просто я люблю свою работу и люблю делать ее хорошо. Последний дубль.
В е р а П е т р о в н а. Я не могу.
Х м а р о в. Положитесь на меня. И на волшебство киномонтажа. Смотрите на меня. В глаза!
В е р а П е т р о в н а. Это нелепо.
Х м а р о в. Вы — мать. Сейчас здесь погибает ваш ребенок. Ну!
В е р а П е т р о в н а (как под гипнозом). Я попробую… Конечно, я… Нет, не могу.
Х м а р о в (возбуждаясь). Хорошо. Вы — жена. Погибает не Чухонцев, не профессор Ржевский. Погибает ваш муж. Во имя святого искусства пожертвуем им.
В е р а П е т р о в н а (сделав над собой усилие). Нет. Простите. Я чувствую фальшь. Дайте людям передышку. Они работают уже…