Еще до поднятия занавеса или до освещения сцены слышен голос, комментирующий футбольный матч.
Яркий весенний день.
Некоторое время комната пуста. Затем из сеней слышно громыхание ведра, и входит Т о н я. Стряхивает на лавку наброшенное на плечи зимнее пальтишко, ставит на буфет принесенную крынку с молоком, зябко потирает руки, снимает резиновые сапоги и, оставшись в шерстяных носках, проделывает то, что в физзарядке называется бегом на месте. Подходит к печи и, прислонившись к ней спиной, долго стоит, глядя на экран телевизора, как бы давая возможность зрителям рассмотреть себя. Тоне шестнадцать лет. В угловатых движениях, в перехваченных аптекарскими резинками торчащих вбок косичках, даже в коротковатом ей бумазейном платьице еще сохранилась инфантильность. Но в кокетливом наклоне головы, в иногда, казалось бы, беспричинно отсутствующем взгляде или, наоборот, в пристальном рассматривании собеседника ощущается еще не осознанный ею, но неотвратимый переход к девичеству.
Телекомментатор произнес фразу: «Итак, с ничейным результатом команды покидают поле. После перерыва мы продолжим нашу передачу с московского стадиона «Динамо».
Зазвучала музыка. В импровизированном танце Тоня прошлась по комнате, но вдруг замерла, прислушиваясь, и, подбежав к телевизору, выключила его. В сенях громыхнуло пустое ведро. Тоня схватила двустволку, взвела курки.
Входит Б а р м и н. Не столько испуганный, сколько удивленный наставленным на него ружьем, замирает в дверях. Ему около пятидесяти. Одет, как принято в дальних северных экспедициях: брезентовая куртка на меху, ушанка, сапоги. Через одно плечо переброшен рюкзак.
Б а р м и н (после паузы, серьезно). Стрелять будешь или пригласишь войти?
Т о н я. Вы кто?
Б а р м и н. Человек.
Т о н я. Вижу, что не медведь. Какой?
Б а р м и н (игнорируя ружье, входит, закрывает за собой дверь). Пока что по одёжке встречай. Бармин моя фамилия… Ружье опусти.
Тоня опускает ружье.
Спасибо. (Подходит, забирает ружье, спускает курки, прислоняет его к стене, снимает куртку и шапку, идет к столу, достает из кармана карту, разворачивает и рассматривает ее.) Вот он, крестик, дом лесника. Ты его дочь?
Т о н я (так и не двинулась с места, наблюдает за Барминым). Нет.
Б а р м и н. Следовательно, внучка?
Т о н я. Нет.
Б а р м и н (не отрываясь от карты, повторяет, как ничего не значащий мотив). Дочка — нет… внучка — нет… Телефон у вас есть?
Т о н я. Нет.
Б а р м и н (так же). Телефона у вас нет. (Смотрит в окно.) Все правильно — река. За рекою село. В сорока километрах вверх по течению мост. Как же вы добираетесь до села?
Т о н я. Летом на лодке, зимой по льду. Чаю вам дать?
Б а р м и н (сосредоточен на своих мыслях, самому себе). Что ж, Бармин, полдела ты сделал — до людей дошел. (Помолчал.) А чаю мне дать… Мужчины у вас есть?
Т о н я (отправляется хлопотать у печки). Нет.
Б а р м и н (осматривается). Телефона у вас нет, мужчин у вас нет. А что же у вас есть?
Т о н я. Лошадь есть, только она у ветеринара сейчас. Телевизор есть. Корова. Коза. А вы из Иркутска?
Б а р м и н. Сейчас с гор. А вообще — из Москвы. (Возле иконы.) Ого! Пятнадцатый век… А где же лесник?
Т о н я. На охоту ушел. Вернется через два дня.
Б а р м и н (его взгляд наконец останавливается на Тоне). Ну, здравствуй. Меня, как Стеньку Разина, Степаном Тимофеевичем зовут. А тебя?
Т о н я. Тоней.
Б а р м и н. Антонина. Прекрасно. Могу позволить себе отдохнуть пятнадцать минут.
Т о н я. Вы чудак?
Б а р м и н. Почему?
Т о н я. Рассеянный. Вошли — не поздоровались, а теперь вспомнили.
Б а р м и н. Извини. Я не рассеянный, я озабоченный. (Садится в кресло.) Уютно у вас.
Т о н я (накрывая на стол). Вы куда идете?
Б а р м и н. Под суд.
Т о н я. Куда-а?!
Б а р м и н. Под суд. Но это не скоро. Пока что мне надо добраться до села.