Т о н я. А как же вы без машины?
Б а р м и н (надевая куртку). Ребят покрепче из села захвачу, вытащим. Мне еще в горы возвращаться за ней.
Т о н я. А в село вам зачем?
Б а р м и н. Всего-навсего к телефону. Позвонить в Иркутск.
Т о н я. Завтра вы не вернетесь.
Б а р м и н. Вернусь. Держать слово — одна из замечательнейших черт моего характера.
Т о н я. Дорогу развезло. До моста за сутки не доберетесь пешком. А там еще столько же до села.
Б а р м и н. А зачем мне к мосту идти? Я твоей дорожкой — по льду.
Т о н я. По льду не пройти.
Б а р м и н. Почему?
Т о н я. Посмотрите — увидите. В трещинах лед посерел. Не сегодня завтра ледоход. Я потому с легкостью Федора Кузьмича уговорила на охоту идти, что он знал: до конца ледохода мне домой не попасть.
Бармин подошел к окну, смотрит, молчит.
А вам очень нужно в Иркутск позвонить?
Б а р м и н. Очень. Мне или позвонить, или повеситься на этом крюке.
Т о н я. Тогда через мост — другого пути нет.
Б а р м и н. День потерять — это для меня все равно что на крюк. К тому же я двое суток не спал — не дойду… Плохо твое дело, Бармин. (Еще раз посмотрел в окно.) Придется рискнуть. (Идет к двери.)
Т о н я. Как это — рискнуть? По льду, что ли, пойти?
Б а р м и н. Выходит, что по льду. Рюкзак оставлю. А вот шест у вас возле сарая стоит — возьму.
Т о н я. Господи, да вы в своем уме? Меня он и то не выдержит, а вы рядом со мною — слон.
Б а р м и н (уже принял решение, поэтому снова позволяет себе шутливый тон). Слон умен, да неопытен. Ты глупышка — как жеребенок скачешь по льду. А я старый волк. По-пластунски поползу. И для страховки буду толкать перед собой шест. (Идет.)
Т о н я (цепляется за его куртку). Не пущу!
Б а р м и н (с мягкой укоризной). Ах, Антонина, Антонина. Были женщины постарше тебя. Так же вот за мужчин цеплялись, не пускали их на войну, а удержать не могли. А за меня цепляться смешно: сейчас не война.
Т о н я. На верную смерть идете — хуже чем на войну.
Б а р м и н. Ну-ну, девочка. Мне телефон нужен, а не смерть.
Т о н я (встала в дверях, решительно). Не пущу!
Б а р м и н (улыбаясь). Не глупи.
Т о н я. Ружье возьму, а не выпущу вас из избы.
Б а р м и н (все так же улыбаясь, очень заинтересованный). Да? Возьми.
Тоня хватает ружье, взводит курки, наставляет его на Бармина.
Опусти ружье. Целиться в человека нельзя. (Строго.) Ну?
Т о н я. Нет.
Б а р м и н (забирает ружье, спускает курки, прислоняет его к стене). Неужели ты думаешь, мне хочется идти на лед? Не сумасшедший же я. Но — надо. А если мне надо и если я понимаю, что меня ждет, — будь умницей и спокойно меня отпусти.
Т о н я. Прошлой весной наш киномеханик провалился. Все село стояло на берегу, а помочь не могли. Думаете, просто такое второй раз пережить?
Б а р м и н. Не очень-то благородно мне об этом сейчас говорить.
Т о н я. А благородно стоять и смотреть, как человек тонет у тебя на глазах?
Б а р м и н. А ты не смотри. Что по телевизору сейчас?
Т о н я. Футбол.
Б а р м и н (включает телевизор). Стань сюда! (Берет Тоню за плечи, ставит ее перед телевизором, в дверях.) Имей в виду — возле берега обернусь. Увижу тебя у окна — о Софи Лорен не мечтай. (Улыбнулся.) Завтра вернусь. Гуд бай. (Выходит.)
Зазвучал голос спортивного комментатора. Прошла минута, две. Напряжение, в котором пребывает Тоня, достигает предела. Не выдержав, она крадется к окну и осторожно выглядывает наружу. С широко раскрытыми от ужаса глазами наблюдает за происходящим на реке. Зажимает ладонью рот, словно боясь выдать себя невольным криком. И вот то, чего она с таким страхом ожидала, произошло. «Господи!» — выдохнула она. Беспомощно оглянулась. Кинулась к двери. Обратно к окну. Поспешно надела резиновые сапоги и без пальто выскочила из дома. Сцена погружается в темноту. Звучит голос комментатора, изредка заглушаемый ревом стадиона. Прошло несколько минут сценического времени.
Сцена освещается. Т о н я вводит в дом хромающего Б а р м и н а. Брезентовая куртка потемнела от воды. Зубами он стаскивает с рук и бросает на пол набухшие рукавицы.
Т о н я. Господи, вот беда-то, вот беда!
Б а р м и н. Погоди, Антонина, не причитай. Беда — если перелом, а с вывихом сладим и без врачей. (Добрался до кресла, присел на подлокотник.) И «не поминай всуе имени господа своего». (Вытягивает ногу, прислушивается к боли.) В церковь ты не ходишь, в бога не веришь, зачем же взывать к тому, кто для тебя всего лишь бессмысленное сочетание букв?