М а ш а. Нина?
Валерка делает неопределенное движение головой.
Красивая она.
В а л е р к а. С ней по набережной как сквозь строй идешь. Народ выстраивается на нее поглядеть.
Маша опять поднимает бинокль, рассматривает берег. Возникают позывные пантомимы, и сразу же — веселая плясовая музыка, балалайка и бубенцы.
Входят ч е т в е р о — пантомима. Четыре Пьеро, поникшие, с белыми масками на лицах, окружают Валерку. Надевают ему на голову шутовской колпак, напяливают на него пеструю куртку. Наклеивают ему красные кружочки на щеки.
(В окружении печальных мимов, пританцовывая.) Добрые люди, эй, добрые люди! А вот посмотрите на шута, паяца, скомороха развеселого. Тебя гонят взашей, а ты — рот до ушей… Ах, ах, ах! Самолюбие-то у нас каково! Сам по себе человек как человек, росту обыкновенного. А самолюбие на три головы его выше. Ему бы в дверь раскрытую войти, а самолюбие в притолоку лбом упирается: куда, мол, шут гороховый? Я тебя, самого человека самей, не пущу!.. Вот и выходит игра у нас развеселая. Самому смешно (кивает на печальных мимов), и люди вокруг со смеху покатываются. Ах, ах, ах, ах! То ли глуп человек, то ли умен? Разбери, если не он самолюбие свое, а оно его за руку ведет… Эй, эй, гордецы-удальцы! Выкамаривайтесь! И рассудку вопреки, и желаньям вопреки — выкамаривайтесь! Ах, ах, ах, ах! До чего же развеселая игра!..
Голос из динамика, как обухом по голове: «Итак, дорогие участники нашей восхитительной прогулки, продолжаю описывать красоты, щедро проплывающие перед нашими взорами.
Пантомима разгримировывает Валерку, исчезает.
Не раз на плакатах и открытках, посвященных нашему чудесному краю, вы видели возвышающееся сейчас перед вами «Ласточкино гнездо». Построенное на мысе Ай-Тодор…»
Динамик захрипел и умолк. Маша и Валерка смотрят на динамик, ожидая продолжения. Динамик молчит.
(Подражая голосу экскурсовода.) …Построенное на мысе Ай-Тодор в тысяча девятьсот двенадцатом году по проекту инженера Шервуда уникальное здание «Ласточкино гнездо» является гордостью нашего неповторимого, чудесного и восхитительного края. Пострадало во время землетрясения в тысяча девятьсот двадцать седьмом году. Благодарю вас за внимание. Аминь.
М а ш а. Другие специально приезжают на эту красотищу поглядеть. А ты и не ценишь небось.
В а л е р к а (многозначительно). Что имеешь — не хранишь, потерявши — плачешь.
М а ш а. Стихи?
В а л е р к а. Стихи.
М а ш а (эти альбомные вирши произвели на нее впечатление). Я потом запишу.
В а л е р к а. И еще: люби меня, как я тебя, и будем мы с тобой друзья.
М а ш а (повторив про себя). Запишу.
В а л е р к а. Господи! Как допустил ты, что из всех девчонок — рыжих, белых, черных, буро-малиновых и голубых… (Умолкает.)
М а ш а (не опуская бинокль). Ну?
В а л е р к а (недоуменно пожав плечами). Жду ответа, как соловей лета. Динозавр!
М а ш а. Ой, Валерка! Это сколько же комнат в этом «Ласточкином гнезде»?
В а л е р к а. Пустяки. Тебе бы дворец Ливадийский. Там бы ты жильцов развела.
М а ш а. Любопытно же.
В а л е р к а. Слушай, отвлеченные мысли появляются у тебя? Скажем, видишь дерево и думаешь не о том, на сколько его кубометров дров можно распилить, а о том, что, может, на него еще Пушкин смотрел, что нас не будет на свете, а оно все так же будет по ночам со звездами разговаривать, ветвями качать.
М а ш а. Неодушевленные предметы не разговаривают. О чем им там говорить?
В а л е р к а. О вечности, баранья твоя голова!
М а ш а. Не кричи, люди вокруг. (Оглянувшись.) Ой, Валерка, вон твоя Нина стоит.
В а л е р к а (в запале). Черт с ней! Представляешь, что они перед лицом вечности про тебя могли бы сказать?
М а ш а. Если дружишь — нехорошо ее к черту посылать.
В а л е р к а. Кого?
М а ш а. Нину твою. Сюда идет.
В а л е р к а (спустившись на землю, покосился налево и, поспешно отвернувшись, облокачивается на планшир). Надоела. Пускай мимо пройдет.
М а ш а (усмехнувшись). Не бойся. Обратно пошла… Ну, так чего ты про вечность свою говорил?
В а л е р к а. Замнем. Все это от тебя как от стенки горох.
М а ш а. А тебе откуда известно? Может, я каждое твое слово в особую копилку кладу.
В а л е р к а. Я, когда услышал, как ты, будто зазывала ярмарочный, свой товар расхваливаешь, — знаешь что ощутил? Стыд. Бежать хотел.
М а ш а. Беги. Ты ведь святой, вроде Христа, тоже небось обучен по морю ходить. Стыд-то при чем? Ты же знал, что я на рынке стою.
В а л е р к а. Я думал, черешня там, огурцы малосольные, кизил. Но чтобы цветы!
М а ш а. Здрасте! Благородный товар. Лучше, чем в рассоле руки мочить. И покупатель особый. Радостный. С легкой душой.
В а л е р к а. «С легкой душой»! Что же ты его по этой легкой душе — наотмашь: за цветок полтора рубля! Да у него, может, всех доходов — трешка в день.
М а ш а. Для тех другие цветы. Те фиалки берут.
В а л е р к а. Вот она — психология звериная твоя. На рынке люди надвое делятся: есть деньги — бери, нет — проходи.
М а ш а. Поглядел бы ты, как бабка спину над этими цветами гнет, стал бы ты их задарма раздавать? Не всем в космосе летать. И в академики не всем выходить. Кто-то должен на рынке и цветы продавать. Скажешь, не так?
В а л е р к а. Не так. Бабка твоя не просто цветы продает. Наживается она на цветах. Пожирнее хочет кусок отхватить. И тебя, дуреху, в свою упряжку впрягла.
М а ш а. Закон не запрещает цветы продавать.
В а л е р к а. Смотри, Машка, проторгуешься! Будут у тебя, как у Таисьи, вместо друзей покупатели и жильцы.
М а ш а. Отец тебя всему этому научил?
В а л е р к а. И отец… Тьфу, дуреха! Нашел с кем говорить.
М а ш а. А ты говори.
В а л е р к а. Чего же ты в сторону глядишь?
М а ш а (задвигая ногой корзину под стол, тихо). Видишь, моряк с повязкой на рукаве? Он меня приметил. Гонялся за мной.
В а л е р к а. Зачем?
М а ш а. Цветы хотел отобрать.
В а л е р к а. А ты говоришь, закон на твоей стороне.
М а ш а. Так то на рынке, а на пароходе нельзя.
В а л е р к а. Да не прячь ты лицо! На воровку ты похожа сейчас… Это чтобы из-за лишней десятки достоинство терять! Противна ты мне, Машка! Противна ты мне — поняла?
М а ш а. Поняла-поняла, не ори.
В а л е р к а. По трапу он спустился. Ушел… Докатилась ты… Иди торгуй. «По полтиннику штука, на два рубля — пять».
М а ш а (забирает корзину, идет, останавливается). А я думала, подружимся с тобой.
В а л е р к а. Мало ли что ты думала… Стой! Сколько их там у тебя? Ну, гладиолусов всех цветов?
М а ш а. Штук двадцать осталось. А что?
В а л е р к а (достает из кармана деньги). На. Десятка как раз. Дядя расщедрился. Покупаю. Все.
М а ш а. Ты из себя капиталиста не строй.
В а л е р к а (отнимает у Маши корзину, запихивает деньги ей в карман). Деньги за товар.
М а ш а (не сразу). Ну, потешил себя?
Голос из динамика: «Прекрасна и неповторима природа нашего чудесного края. Как кавказцы гордятся своим Казбеком, так мы гордимся нашей горой Ай-Петри, которой вы имеете возможность любоваться в настоящую минуту нашей увлекательной морской прогулки. Взгляните, как горда и неприступна эта гранитная стена, почти не поросшая нашей неповторимой флорой. Многие специально поднимаются на Ай-Петри, чтобы полюбоваться восходом нашего крымского солнца и нашей необозримой морской стихией».