Т о н я. На охоту ушел. (Наблюдает, как Софья Петровна достает из буфета сахар, блюдца, стаканы.) Ты извини, мама, я не хотела здесь застревать.
С о ф ь я П е т р о в н а (без укора). Конечно. И осенью не хотела. И прошлой весной. Но проклятая судьба преследует тебя. А почему бы просто не признать, что скучному сидению за партой ты предпочитаешь прогулки по тайге? (Наливает чай; чувствуется, что она здесь как дома.) Тоська, это антипедагогично, но признаюсь: на твоем месте я поступала бы точно так же. И так же сваливала бы все на капризы природы. (Впервые внимательно посмотрела на дочь.) Но я бы не забыла про уговор и по утрам разжигала костер.
Т о н я. Я знаю, ты волновалась. Прости. Ты выпросила у председателя трактор?
С о ф ь я П е т р о в н а. Что ты! У него не то что трактор — снега на выпросишь зимой.
Т о н я. Не могла же ты так быстро добраться пешком?
С о ф ь я П е т р о в н а. Все было гораздо проще. Я ведь везучая у тебя. У Леночки Весниной… ну, ты знаешь — возле сельсовета живет, — у нее вчера начались роды. И только подумай: такая здоровая девка, а без хирургического вмешательства не обошлось! Из Иркутска прислали вертолет с хирургом. Сегодня утром она благополучно подарила миру мальчишку, хирург собрался домой, но тут ему пришел приказ лететь на Балахшинский хребет. Там в какой-то экспедиции случилось несчастье. Ну и пилот — добрейшей души человек — согласился забросить меня но дороге сюда. Удовольствия от полета я так и не ощутила. Мы были в воздухе не больше трех минут… Ну, а ты как живешь?
Т о н я (покосилась на занавеску). Обыкновенно. Телевизор смотрю. Корову дою. Козу.
С о ф ь я П е т р о в н а. Ох, Тоська, придется тебя замуж за лесника выдавать.
Т о н я. Выдай, если подходящего подберешь… Ладно, отдыхай. Мне еще надо козу подоить. (Идет к двери.)
С о ф ь я П е т р о в н а. Удивляюсь, когда ты успела научиться всему.
Т о н я (усмехнувшись). Наберись мужества, мать, тебе еще многому удивиться предстоит.
Б а р м и н (из-за занавески, зовет). Антонина!
Т о н я. Хотя бы этому вот.
Б а р м и н. Антонина, воды!
С о ф ь я П е т р о в н а (при звуке голоса Бармина вздрогнула, беспомощно оглянулась). Кто это?
Т о н я. Подай воды, мама. Он просит пить.
С о ф ь я П е т р о в н а. Кто это — он?
Т о н я (не без некоторого злорадства, выходя). Твой муж.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Между первым и вторым действиями прошло четыре дня. В доме стало заметно уютнее: скатерть на столе, взамен вылинявших ситцевых — кружевные занавески на окнах. Солнечный день.
С о ф ь я П е т р о в н а с посудой в руках сидит на корточках возле раскрытой нижней дверцы буфета. В этой позе ее застало сообщение, окончание которого сейчас передают по телевизору.
Голос диктора: «…Вот перед вами фотография, сделанная сегодня утром. Анатолий улыбкой благодарит своего спасителя. Это восьмая сложная операция, проведенная молодым хирургом Петром Васильевичем Вострецовым в этом году. «Крылатый хирург» — так любовно говорят о нем в нашем городе. — После паузы: — Переходим к сообщениям из-за границы. Положение в Судане…»
С о ф ь я П е т р о в н а (оставляя посуду на полу, по дороге к двери выключает телевизор, зовет). Тося!.. Тоська, иди скорее сюда!
Т о н я (появляется в дверях с охапкой дров). Слушаю, мой генерал.
С о ф ь я П е т р о в н а (возбужденно). Догони его, скажи: только сейчас сообщили, что Анатолий спасен.
Т о н я (бросает дрова возле печки, подчеркивая первое слово). Он знает.
С о ф ь я П е т р о в н а. Откуда он может это знать! (Поспешно накидывает на голову платок.)
Т о н я (словно оценивая). Нет, мать, возбуждение тебе не идет. Твоя поза — невозмутимость. Не следует ей изменять. Сними платок, растопи печь. (Не интересуясь, как Софья Петровна восприняла ее слова, поднимает с пола посуду, несет к столу. Как о ничего не значащем.) Эту новость привез полковник. Он продрался на своем вездеходе сквозь тайгу. Удивительно, как он не сломал шею, спускаясь с обрыва возле Черного ручья.
С о ф ь я П е т р о в н а (заметно растерялась не столько от услышанного, сколько от тона, которым с нею говорит дочь). Какой полковник?
Т о н я. Не делай вида, будто их у тебя миллион. Тот самый. В феврале он читал лекцию о гражданской обороне. Потом пытался за тобой прихлестнуть.
С о ф ь я П е т р о в н а (помолчав). Есть более деликатные выражения. Тем более когда говорят о матери. Что это за словечко — прихлестнуть?
Т о н я. Нормальное словечко. Поухаживать, приударить, прихлестнуть. Суть не меняется. Если тебе не нравится — извини.
С о ф ь я П е т р о в н а. Откуда он взялся здесь?
Т о н я. Я объяснила: продрался на вездеходе сквозь тайгу. Оказывается, даже районному начальству и военным о Бармине известно больше, чем мне. Между прочим, Степан Тимофеевич — член-корреспондент Академии наук.
С о ф ь я П е т р о в н а. Между прочим, ты начинаешь дерзить. Где он?
Т о н я. Кто?
С о ф ь я П е т р о в н а. Полковник, разумеется.
Т о н я. Вместе со всеми поехал к брошенной машине.
С о ф ь я П е т р о в н а. Сколько же у нас будет к обеду? Федор Кузьмич, тракторист, Бармин, полковник и нас двое — шесть человек… Одной курицей здесь не обойтись. Посмотри в погребе — что есть из припасов. Можно, например, поджарить картошку. Кажется, сало еще есть.
Т о н я. Посмотрю.
С о ф ь я П е т р о в н а (возится возле печи). После воспаления легких возможны осложнения. Боюсь, мы рано разрешили ему встать. Поговори с ним. Может быть, он согласится полежать два-три дня.
Т о н я (обернулась, посмотрела на мать). Я слышала, что величать местоимением человека, о котором говоришь, — признак дурного тона.
С о ф ь я П е т р о в н а. Что? Ах да, ты права. (С улыбкой.) Но согласись — это исключительный случай. Не могу же я называть его Барминым.
Т о н я. У него есть имя и отчество.
С о ф ь я П е т р о в н а. Хорошо, в разговоре с тобой я стану называть его Степаном Тимофеевичем.
Т о н я. В разговоре со мной можешь называть его словом, которое точно определяет его отношение ко мне.
С о ф ь я П е т р о в н а. Каким?
Т о н я. Хотя бы отцом.
С о ф ь я П е т р о в н а (не сразу). Если ты считаешь, что последние тринадцать лет его отношение к тебе определяется этим словом, — пусть так.
Т о н я. И кстати, мне бы хотелось поговорить с тобой про эти тринадцать лет.
С о ф ь я П е т р о в н а (веско). Кажется, нам удавалось избегать этой темы. Все происшедшее здесь — случайность. А случайность не может изменить заведенного порядка вещей.
Т о н я. Многозначительно и категорично. А почему случайность? И что такое — случайность?
С о ф ь я П е т р о в н а. Мне не нравится твой тон.
Т о н я. Извини. И все же поговорим о тринадцати годах.
С о ф ь я П е т р о в н а. В другой раз.
Т о н я. Нет, мама, сейчас.
С о ф ь я П е т р о в н а. Зачем это тебе?
Т о н я. Докопаться до истины — вот моя скромная, безобидная цель.
С о ф ь я П е т р о в н а (улыбнулась). Взрослеют постепенно. У тебя, как я вижу, этот процесс сжался до пяти дней. При таких темпах легко наломать дров. Кстати, о дровах. Надо было взять из той поленницы, что слева, — они лучше горят.
Т о н я. Мама, тебе не удастся уклониться от разговора.
С о ф ь я П е т р о в н а (не сразу). Мы живем с тобой нелегкой, но честной и справедливой жизнью. У нас был молчаливый уговор — не вспоминать о твоем отце. Не вижу причин этот уговор нарушать… Смотри-ка, ты забыла в печке крынку с молоком — надо убрать.