Х м а р о в (размышляет. Затем решительно набирает номер телефона). Клиника? Как позвонить в кабинет профессора Смирнова? Что значит — не даете телефон? Это говорят из газеты. В завтрашнем номере стоит его статья, надо уточнить терминологию. (Записывает на листке бумаги номер телефона.) Спасибо. (Снова набирает номер.) Будьте добры, профессора Смирнова. Хорошо, я подожду. (Кладет трубку рядом с телефоном.)
В е р а П е т р о в н а (входит). Если вам понадобятся угли, вы найдете их в мусорном ведре. Проводите меня.
Х м а р о в. Еще одну минуту. Сядьте сюда.
В е р а П е т р о в н а (садится рядом с ним на диван). Я слушаю вас. (Уклонившись от объятий.) Не будьте мальчишкой.
Х м а р о в. Я вас люблю.
В е р а П е т р о в н а. Прошу вас, не надо. Отпустите меня. Почему трубка лежит на письменном столе?
Х м а р о в. Чтобы сюда не позвонили.
В е р а П е т р о в н а (встает, хочет положить трубку на аппарат, замечает листок с номером телефона; помедлив, берет трубку). Да?.. Да, это я.
Большая пауза.
(Кладет трубку.) Очевидно, это и есть ваш обходной маневр.
Хмаров не отвечает. Напряжен, ждет.
Нетрудно догадаться, зачем вы это сделали.
Х м а р о в. Не люблю двусмысленности, только и всего.
В е р а П е т р о в н а. Нет, вы хотели испытать его гордость, заставить страдать. В расчете на то, что он не сможет примириться. (С силой.) Вы хотели заставить страдать человека, до которого вам не подняться, получи вы хоть десять гран-при! (Садится, закрывает лицо ладонями, плачет.)
Х м а р о в (растерян). Вера Петровна! Что вы! Не надо! (Встает на колени, с детской интонацией.) Что такого я сделал? Я хотел как лучше. И как быстрее. Я люблю вас. Хочу, чтобы вы были со мной. Я избрал гуманную тактику. Не раскроил ему череп палицей и не убил на дуэли. Я поступил как цивилизованный человек. Конечно же я хочу, чтобы он отступился. Но, если желаете, я принесу Ивану Семеновичу свои извинения. И даже проявлю великодушие: скажу, что во всем виноват я один. Ну, вот вы и успокоились. Спасибо вам! Вы моя единственная. Вы любите меня?
В е р а П е т р о в н а (всхлипнула в последний раз). Да. Очень. Как бы иначе можно было вас выносить.
Х м а р о в. Мы помирились?
Не ответив, Вера Петровна встала, подошла к проигрывателю, включила его; взяла рюмку с ликером, рассмотрела на свет, понюхала, поставила. И, даже не взглянув на Хмарова, вышла.
Пауза. Хмаров стоит на коленях. Звучит Вивальди.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Номер в пансионате на берегу одного из валдайских озер. Широкие окна и дверь в лоджию открыты. За окнами верхушки сосен, ослепительно чистое небо. На подоконнике, на столе, на полу — в вазах, кувшинах, ведре — цветы. Розы, гладиолусы, гвоздики.
Зазвонил телефон. Из спальни выходит Х м а р о в. Он в халате, на ногах домашние тапочки. Осунулся, небрит. Снимает и сразу кладет трубку. Ждет, мрачно уставившись на телефон. Дождался — телефон зазвонил.
Х м а р о в (изменив голос). Слушаю… Сергей Константинович болен и к телефону не подходит. Из какой газеты? Хорошо, я передам. (Кладет трубку, осторожно выглядывает в окно. Отвечая на стук в дверь.) Войдите.
В е р а П е т р о в н а (входит, снимает шляпу, кладет на стол принесенный букет гладиолусов). Как вы себя чувствуете?
Х м а р о в. Как в нокдауне.
В е р а П е т р о в н а. Встреча прошла прекрасно. Мы выступали прямо в цехе. Почему вы разбросали по всей комнате книги?
Х м а р о в. Так надо.
В е р а П е т р о в н а. И как ваша пижама оказалась на письменном столе?
Х м а р о в. Убирайтесь в свой номер!
В е р а П е т р о в н а. Хорошо. Позвольте мне только позаботиться о цветах. У меня уже нет места. Придется и этим погостить у вас.
Х м а р о в (выхватывает букет, выбрасывает его за окно, выталкивает Веру Петровну в лоджию). Полюбуйтесь. Пляж протянулся на два километра, но почему-то вся группа загорает именно здесь. (Закрывает дверь в лоджию, садится в кресло, раскрывает книгу, пытается сосредоточиться — это ему не удается. Швыряет книгу на диван, берет в руки следующую.)
В е р а П е т р о в н а (приоткрывает дверь, робко). Здесь на стене летучие мыши.
Х м а р о в. Все живое надо любить.
В е р а П е т р о в н а (ей стыдно в этом признаться). Я их боюсь.
Х м а р о в. Это ласточки, здесь нет летучих мышей.
В е р а П е т р о в н а. Простите. Можно мне пройти?
Х м а р о в. Идите.
В е р а П е т р о в н а (почти крадучись проходит мимо Хмарова, по дороге поднимает галстук, валявшийся на полу. У самой двери обернулась, помедлив). Что же все-таки происходит?
Х м а р о в. Что вы имеете в виду?
В е р а П е т р о в н а. Наше безделье.
Х м а р о в (раздраженно). У группы ежедневно встречи со зрителями, выступления по телевидению, интервью. Это вы называете бездельем?
В е р а П е т р о в н а. На небе ни облачка. Но аппаратура в чехлах. Люди пять дней валяются на пляже. Две сцены, из-за которых мы приехали на Валдай, в режиссерском сценарии расписаны по кадрам. Вы могли бы поручить их снять Кириллу Васильевичу. Пусть он не великий режиссер, но он знает, как надо снимать.
Х м а р о в (орет). Я мог бы поступить проще: выгнать его к чертовой матери! И выгоню, если он еще раз передаст через вас нечто подобное! (Спокойнее.) В искусстве ничего нельзя перепоручать. В искусстве мало знать — надо уметь. И уберите этот колумбарий, я еще не в гробу.
В е р а П е т р о в н а (переждав вспышку). Я не верю в ваши головокружения. Вы симулянт.
Х м а р о в (с благородным негодованием). Я симулянт?! Вы смеете, глядя мне в глаза, заявлять, будто я докатился до лжи?
В е р а П е т р о в н а. Да.
Х м а р о в. А эти таблетки?.. Вот! Желтые, красные, синие! По двадцать штук в день?..
В е р а П е т р о в н а (протягивает ему пакетик). Это вам от Кирилла Васильевича.
Х м а р о в. Что это?
В е р а П е т р о в н а. Желтые, красные, синие. Все те — по двадцать штук в день, — которые вы выбрасываете за окно. Он уже пять дней собирает их по утрам.
Х м а р о в (заглянул в пакетик, усмехнулся). Мог бы не жаловаться на безделье. Сто приседаний в его возрасте — не пустяк. (Исподлобья взглянул на Веру Петровну.) Что-нибудь еще?
В е р а П е т р о в н а. Надеюсь, вы не лунатик?
Х м а р о в. Нет.
В е р а П е т р о в н а. Но Кирилл Васильевич говорит, что каждую ночь вы осторожно, чтобы никто не заметил, перебираетесь с лоджии на крышу, спускаетесь по пожарной лестнице и до рассвета бродите по берегу. И вот я спрашиваю: что происходит с вами?
Х м а р о в (раздельно, в упор). То, что мне незачем и нечего больше снимать. В моем положении писатель сжигает рукопись, художник перегрунтовывает холст.
В е р а П е т р о в н а. А что делает режиссер?
Х м а р о в. Прикидывается больным, валяет ваньку и не спит по ночам. Вам удалось вытащить из меня признание. Надеюсь, вы довольны теперь?
В е р а П е т р о в н а (поднимая с пола книги). Нечто подобное я и подозревала. Только не знала, как далеко вы зашли.
Х м а р о в (передразнивая). «Нечто подобное я и подозревала»! Еще бы! Ведь здесь подглядывают за мной по ночам.
В е р а П е т р о в н а. Пожалуйста, не беситесь.
Х м а р о в. Убирайтесь! Вы слишком умны для меня. (Выхватывает у нее книги, швыряет их на диван.) Могу сообщить, как далеко я зашел: в самую топь. И если вас подослала шайка этих трусливых себялюбцев — подите и донесите: Хмаров — банкрот.