Слова Чжу Ба-цзе оказались роковыми. Сюань-цзан поддался на подстрекательства Дурня и, щелкнув пальцами, стал читать заклинание.
– Ой, больно! – закричал Сунь У-кун. – Умоляю вас, остановитесь. Если хотите что-нибудь сказать мне, пожалуйста, говорите.
– Какие тут еще могут быть разговоры, – возмутился Сюань-цзан. – Отрекшийся от мира должен совершать только добрые дела, читать молитвы и никогда не забывать о добродетели: «Подметая пол, надо стараться не причинить вреда даже муравью и жалеть мотылька, полетевшего на огонь». Как же ты смеешь на каждом шагу творить зло? Вот и сейчас ты ни за что, ни про что убил человека. Зачем же тебе идти за священными книгами? Возвращайся лучше обратно!
– Куда же вы меня посылаете, учитель? – спросил Сунь У-кун.
– Отныне я не желаю считать тебя своим учеником, – отвечал Сюань-цзан.
– Боюсь, что без меня вы никогда не доберетесь до Индии, – произнес Сунь У-кун.
– Моя судьба в руках неба, – смиренно отвечал Сюань-цзан. – Если мне суждено, чтобы какой-нибудь дух сварил и съел меня, – значит, так и будет. Разве сможешь ты предотвратить мою смерть? Еще раз говорю тебе – иди обратно!
– Вернуться, конечно, можно, ничего хитрого в этом нет, – сказал Сунь У-кун. – Беда лишь в том, что я не успел отблагодарить вас за оказанную мне милость.
– О какой милости ты говоришь? – спросил Сюань-цзан.
Тогда Великий Мудрец встал перед Сюань-цзаном на колени и, отбивая поклоны, промолвил:
– За то, что я учинил дебош в небесных чертогах, меня подвергли тягчайшему наказанию: наш святейший Будда заточил меня под гору Усиншань. Но, к счастью, бодисатва Гуаньинь постригла меня в монахи, и благодаря вам, учитель, я был освобожден из заточения. И теперь, если я не буду следовать с вами до Индии, значит, я «поступил неблагородно и не отплатил за оказанную мне милость» и меня, неблагодарного, будут поносить во веки веков.
У Танского монаха было доброе сердце. Видя искреннюю печаль Сунь У-куна, он изменил свое решение и сказал:
– Ну, если все это правда, то на сей раз я помилую тебя. Смотри только, больше не безобразничай. Иначе я буду читать заклинание не менее двадцати раз!
– Как вам будет угодно, – согласился Сунь У-кун. – Вы можете читать хоть тридцать раз, но людей я убивать не буду.
После этого Сунь У-кун помог монаху сесть на коня и поднес ему персики. Сюань-цзан съел несколько штук и немного утолил голод.
Однако вернемся к оборотню, которому удалось спасти свою жизнь и взлететь на небо. Вы уже знаете о том, что Сунь У-кун не убил волшебника, так как душа его успела покинуть телесную оболочку. И теперь, сидя на облаке, волшебник от злости скрежетал зубами.
– Вот уже несколько лет я слышу о необычайной силе Сунь У-куна, – кипя ненавистью, размышлял он, – и сегодня убедился, что не зря о нем такая слава идет. Танский монах не опознал во мне оборотня и совсем было собрался отведать моего угощения. Стоило ему только понюхать мое зелье, и он был бы у меня в руках. Так надо же было явиться этому Сунь У-куну и испортить все дело. Но мало этого. Он чуть было не прикончил меня. Выходит, я зря трудился. Нет, не могу я так просто отпустить этого монаха. Спущусь-ка я еще раз вниз и сыграю с ними еще одну штуку.
О, чудесный волшебник! Он опустился на склон горы, встряхнулся всем телом и мигом превратился в дряхлую старуху с палкой в руках, которая, плача, медленно пошла вперед.
– Учитель, беда, – испуганно вскрикнул Чжу Ба-цзе. – Эта старушка, несомненно, кого-то ищет.
– Кого же это она может искать? – спросил Сюань-цзан.
– Женщина, которую убил наш брат, конечно, приходится ей дочерью. Вот она и ищет ее, – сказал Чжу Ба-цзе.
– Не болтай глупостей! – крикнул на него Сунь У-кун. – Той женщине было не больше восемнадцати лет, а старухе, пожалуй, все восемьдесят. Что же, по-твоему, она родила, когда ей было уже за шестьдесят? Нет, тут что-то нечисто. Погодите, я выясню, в чем дело.
И, зашагав вперед, Сунь У-кун подошел прямо к старухе: