– Ученики мои, – сказал Сюань-цзан, – сейчас начинается опасная горная дорога. К тому же и лес здесь дремучий и густой, так что следует соблюдать осторожность. В этих местах, надо полагать, водится много разной нечисти.
При этих словах Дурень приободрился, велел Ша-сэну взять коня под уздцы и, орудуя своими граблями, провел Танского монаха в сосновый лес. Вдруг Сюань-цзан остановил лошадь и сказал:
– Чжу Ба-цзе, я что-то сильно проголодался, нельзя ли где-нибудь здесь попросить подаяния?
– Хорошо, учитель, – отвечал Чжу Ба-цзе, – я пойду поищу.
Сюань-цзан сошел с коня, а Ша-сэн, опустив свою ношу на землю, достал из узла чашку для сбора подаяний и передал ее Чжу Ба-цзе.
– Ну, я пошел, – сказал Чжу Ба-цзе.
– Куда же ты думаешь идти? – поинтересовался Сюань-цзан.
– Пусть это вас не тревожит, – сказал Чжу Ба-цзе. – Если бы даже мне пришлось высечь изо льда огонь или же выжать из снега масло, чтобы добыть вам пищу, я сделал бы это.
Выйдя из леса, Чжу Ба-цзе прошел более десяти ли на запад, но не встретил ни одной живой души. Это было глухое место – пристанище волков и тигров. Шел он долго и очень устал.
«Когда с нами был Сунь У-кун, – с горечью размышлял он, – он выполнял любое желание учителя. А теперь все заботы легли на меня. Вот уж не зря говорится: «Цену хвороста и пшена узнаешь лишь тогда, когда сам возьмешься за хозяйство; родительскую ласку может оценить лишь тот, кто сам воспитывает детей». Но ведь мне действительно не у кого просить подаяние».
Чжу Ба-цзе стало клонить ко сну.
«Если я сейчас вернусь с пустыми руками, учитель не поверит мне, что я проделал такой большой путь. Лучше уж я пробуду здесь подольше, потом легче будет ответ держать. А сейчас надо поспать здесь в траве». И, обхватив голову руками, Дурень улегся спать. Он говорил сам себе, что скоро встанет, но кто не знает, что стоит усталому путнику склонить голову, как он засыпает.
Однако оставим пока Чжу Ба-цзе спящим и вернемся к Сюань-цзану. Встревоженный длительным отсутствием Чжу Ба-цзе, он не находил себе места. Уши у него горели, глаза беспокойно бегали.
– У-цзин, – не выдержав, обратился он к Ша-сэну. – Куда это Чжу Ба-цзе запропастился?
– Да разве вы, учитель, не понимаете, – сказал на это Ша-сэн. – Здесь, в западной стране, очень многие занимаются благотворительными делами и помогают монахам, а у Чжу Ба-цзе живот огромный, разве ему теперь до вас? Вот когда он сам наестся вдосталь, тогда и придет.
– Пожалуй, ты прав, – сказал Сюань-цзан. – Но если он не скоро вернется, где мы встретимся с ним? Время позднее, а здесь оставаться нельзя. Надо позаботиться о ночлеге.
– Все это не так уж страшно, – сказал Ша-сэн. – Вы, учитель, побудьте здесь, а я пойду найду его.
– Ладно, – согласился Сюань-цзан. – Бог с ней, с едой, главное – найти пристанище.
Ша-сэн взял свой посох и, выйдя из леса, отправился на поиски Чжу Ба-цзе. Сюань-цзан с тяжелым чувством остался один в лесу. Чтобы подбодрить себя немного, он встал, сложил вещи в одно место, привязал коня к дереву, снял шляпу, воткнул в землю посох, расправил рясу и стал медленно прохаживаться по лесу. Он делал все, чтобы хоть немного разогнать тоску. Здесь росла трава, благоухали цветы, но не было слышно пения птиц, возвращающихся в свои гнезда. В лесу этом были узкие тропинки, густо поросшие травой, и Сюань-цзан, поглощенный своими невеселыми думами, сбился с дороги. Он пошел просто для того, чтобы развеять свою грусть и вместе с тем надеясь найти Чжу Ба-цзе и Ша-сэна. Но те ушли в западном направлении, а Сюань-цзан повернул на юг. Выйдя на опушку, Сюань-цзан увидел перед собой золотое сияние. Оно исходило от купола чудесной пагоды, сверкавшего в лучах заходящего солнца.
«А ведь мои ученики не выполняют заповедей Будды, – подумал Сюань-цзан. – Покидая Китай, я дал обет у каждого храма возжигать фимиам, при встрече с Буддой – совершать поклоны, а если попадется пагода, приводить ее в порядок. И вот перед нами пагода, окруженная золотым сиянием. Как же мы не пошли этим путем? Около пагоды, несомненно, расположен монастырь, в котором проживают монахи. Отправлюсь-ка я туда. Место здесь пустынное, так что с вещами и конем, я думаю, ничего не случится. А если в монастыре этом можно будет остановиться на ночлег, я подожду моих учеников, и мы все вместе отправимся туда».
Но тут нашего Сюань-цзана подстерегала беда. Он подошел к пагоде, и его взору открылась удивительная картина:
Вскоре Сюань-цзан очутился у ворот пагоды, на которых висела пестрая бамбуковая занавеска. Замедлив шаги, он приподнял занавеску и вошел внутрь. И что же он увидел!
Развалясь поперек кровати, сделанной из камня, здесь спал безобразный на вид дух.
Увидев это чудовище, Сюань-цзан от страха даже оступился: тело его ослабло, ноги подкосились. Он хотел тут же скрыться, но дух, который все знал, все видел и все слышал, открыл в этот момент свои огненные глаза и крикнул:
– Эй, ребятки, посмотрите, кто это там у ворот?
Один из духов, вытянув шею, выглянул и, увидев лысого монаха, бросился докладывать об этом своему повелителю: