Раунд пролетел быстро, и Моррис успел хорошенько поработать над соперником. Четкие точные удары, не слишком быстрые, но достаточно внезапные. Пару раз Харви вполне ощутимо прилетело, а ответных комбинаций соперник провести не сумел. Ноги Рика оставались легкими, и он аккуратно уходил от зоны конфронтации, выбирая ту дистанцию, которая ему самому была необходима.
Удар гонга, и Рик под одобрительный рев публики отправился в свой угол. Первый раунд полностью остался за ним, и в этом он не сомневался и на долю секунды. Не чувствовалось былого драйва, прилива сил и ощущения превосходства – только констатация факта и удовлетворение от проделанной работы. Ему даже захотелось, чтобы все это как можно скорее закончилось. Единственный выход – действовать в силовой манере. Подарить зрителю напоследок шоу. «Голубой горизонт» … Пока на Морриса плескали водой и обмахивали полотенцем, он обвел глазами трибуны, нависающие над рингом, и ощутил тоску. Да, столько всего он здесь оставил… Столько побед, столько великолепных моментов. Целая жизнь.
– …стоит двигаться чуть шустрее. Понимаешь, о чем я? И следи за его левой. Ты что-то больно легко подставляешься, хоть у него и не получилось тебя ни разу достать, – донесся до Рика голос Беркинсона. – Давай, делай свою работу.
Морриса шлепнули по спине и выдернули стул из-под задницы. Как же быстро пролетела минута отдыха! Вновь зазвенел гонг, и Моррис пошел вперед, на своего соперника. Снова та же картина – аккуратные, четкие удары Рика и оборонительная, внимательная работа Харви. Неужели он хочет отсидеться так все двенадцать раундов? Ждет, гадина. Ждет, чтобы провести свой жесткий левый. Только вот ничего не получится. Главный здесь только один, и фамилия у него Моррис.
Рик провел быструю комбинацию и создал иллюзию того, что хочет атаковать в туловище. Харви поддался, и Моррис моментально всадил ему в голову хороший крюк справа. Голова Энтони откинулась назад, но он устоял. На волне успеха Рик провел еще серию ударов и завершил ее эффектным попаданием в корпус. Харви терпел, но пыл его значительно поубавился. Что ж, дружище, вот мы и расставили точки над i. Если уж кто-то сегодня и будет оправдываться, так это ты. Если выдержишь до гонга, то тебе следует вручить меда…
Убийственный левый вдруг прилетел с такой быстротой, что Рик не успел понять, что же произошло. Каким-то образом Энтони подловил момент, и, зажмурившись, нанес свой удар одновременно с хуком Морриса. Опередил чемпиона на долю секунды.
Рик полетел на пол и грохнулся под канаты. В его глазах был испуг. Перед взором все плясало – рефери, выкрикивающий счет, Харви, который, не веря своему счастью, подпрыгивал на другом конце ринга, сотни лиц, превратившиеся в огромный многоголосый смерч…
Он попытался встать, но лишь уткнулся лбом в настил. Судья, не досчитав до десяти, замахал руками, останавливая бой. Но Моррис этого уже не видел. В его голове медленно угасала только одна мысль, которую он озвучил еще в раздевалке и за которую на него ругался тренер – надо было уходить после победы в тяжелом весе. Надо было уходить чемпионом.
Никаких оправданий в тот вечер Рик Моррис так и не придумал.
Старик Сэмми
Старика Сэмми я видел возле магазина с тех пор, как начал ходить под стол пешком. Обода колес его инвалидного кресла, тогда еще не потертые, а блестящие новым хромом, ярко отражали солнечные лучи, и сам он казался сидящим верхом на каком-то невообразимом световом облаке. Тогда он не был еще так стар, хотя, впрочем, приятной его внешность все равно назвать никогда не получалось. Сэмми всегда был небритым и грязным, но, тем не менее, глаза его никогда не казались мутными или покрытыми пьяной пеленой. Он всегда смотрел на тебя осмысленно и как-то слишком внимательно, как будто хотел заглянуть в самую глубину души. У многих бродяг были такие глаза – складывалось ощущение, что эти люди знают о жизни чуть больше, чем мы, привыкшие к уюту и комфорту.
Когда я был маленьким, ходили легенды о том, почему он угодил в инвалидное кресло. Мой сосед, Бари Калхун, говорил, будто слышал от своего отца о том, что Сэмми воевал во Вьетнаме и получил ранение в позвоночник. Кто-то из ребят со двора клялся, будто знает, что Сэмми несколько лет назад сбила машина и сломала ему спину. Моя одноклассница, Дороти Эннис, у которой отец был врачом в местной клинике, утверждала, будто в она лично видела в больничном архиве карточку Сэмми, в которой значилось, что он сломал спину из-за попытки суицида.
Но все равно никто толком не знал, почему же он прикован к инвалидному креслу. Его никогда не видели где-то в другом месте, кроме универмага «Колумбия». Это было странным. Он постоянно находился где-то в районе парковки, и изредка пересекал ее, подъезжая к большим мусорным ящикам, расположенным возле помещений для уборщиков. Когда я был маленьким, мы с мамой часто ходили в «Колумбию» по выходным, и я всегда видел у входа Сэмми, неизменно покуривающего маленький огрызок сигареты. Он пристально оглядывал каждого, кто входил в магазин, и мне всегда было ужасно неловко и как-то гадко от его взгляда. Кое-кто всегда пытался его прогнать, но он все равно возвращался на свое место. Его маленькая фигурка была заметна у огромного универмага в любое время суток.