До полудня день тянулся, словно резиновый. Честно сказать, спустя пару часов я был даже рад, что мне удастся покинуть «Колумбию» и хоть немного проветриться. Выносить этот бесконечный людской поток я был просто не в силах. Самый большой минус в работе с людьми – ты начинаешь медленно и неуклонно превращаться в отчаянного мизантропа и сам этого не замечаешь.
В полдень жарило так, будто город находился в самом эпицентре сковородки. Когда я вышел из универмага и побрел через плотные ряды машин, мне показалось, что мои солнечные очки вот-вот растекутся по лицу. Попытавшись сесть на водительское сиденье своего автомобиля, я чуть не прожег себе штаны – кожа в салоне была настолько горячей, что просто дотронувшись до нее, можно было заработать внушительный ожог. Минуты полторы я пытался утолить жажду – одной маленькой бутылочки минералки не хватило, и пришлось открывать вторую. Впрочем, мне постоянно казалось, что вода испаряется, так и не достигнув моего желудка.
Возле шоссе какая-то дамочка пыталась втиснуть свою старую «Тойоту» на место у парковки. Ей мешал здоровенный зеленый «Додж», напоминающий громадного крокодила. Со стороны все это выглядело очень забавно – девушка высовывалась в окно, что-то кричала, тыкалась вокруг да около, как слепой котенок, но ничего не могла сделать. Я хмыкнул и завел автомобиль. По радио вновь гоняли всякую ерунду, и мне пришлось ехать в город под завывания очередной поп-певицы.
Марево колыхалось перед самым капотом и, казалось, расплавляло все окружающее пространство. Путь занял у меня почти час – «Барроу Дринк» находился почти в самом центре Риверсайда. Это было долгое и утомительное путешествие, но, тем не менее, за рулем я чувствовал себя намного лучше, чем в громоздком нутре универмага. Это была частичка свободы, и я мог видеть, как живут другие люди. Чем они занимаются в тот момент, когда я должен пропадать на работе, в тесных стенах, которые мне нельзя покидать, пока не кончится положенное время. Город вокруг жил абсолютно рутинно – тысячи автомобилей, сотни прохожих, снующих туда-сюда, невыносимая жара, делающая картину мира размытой и невнятной, словно бы сама действительность плавилась, точно мягкий сыр.
Я почти втянулся в этот долгий обжигающий полдень, превращающий все вокруг в таящую дрожащую массу, как вдруг за пару улиц до «Барроу Дринк» мне на глаза попалась знакомая фигурка. До боли родной силуэт, заставляющий сердце дробиться на сотни мелких кусков.
Моя жена, Кэндис. Ее легкая тень, с готовностью шмыгнувшая в приземистый «Форд», ждущий возле тротуара. Не ошибся ли я? Моя нога по инерции уткнулась в тормоза, и я едва не спровоцировал серьезную аварию. Загудели клаксоны, кто-то во все горло выкрикивал ругательства в мой адрес, а я все так же стоял и смотрел за тем спортивным «Фордом», внутри которого сидела Кэндис. Это была она? Без всякого сомнения. Я за сотню ярдов узнаю светлое платье, которое подарил ей на окончание медового месяца. Такого не было больше ни у кого, я мог поручиться за это чем угодно.
Низкий, словно бы сливающийся с дорогой «Форд» заскользил вперед, и я, плюнув на свои рабочие обязанности, увязался следом. Не может быть, думал я. Моя жена, моя Кэндис, изменяет мне? Она должна быть на работе, совсем в другом конце города. Разве не абсурд? Совершеннейший абсурд, кричал мне здравый смысл. Но внутренний голос твердил – вот и ты и вскрыл истину, парень. Теперь не упусти, досмотри до конца, и я ехал за этим темно-синим «Фордом», очень, быстрым, порой напрочь сливающимся с потоком машин, но я, к счастью, каждый раз находил его. Почти полчаса я гнался за ними, и в конце, у одной из гостиниц на окраине Риверсайда, я, наконец, убедился, что не ошибся. Кэндис вылезла из машины, подошла к парню, который сидел за рулем «Форда», и они принялись целоваться. Моя Кэндис, МОЯ КЭНДИС, которую я так любил. Мы поженились всего год назад, и так быстро вся иллюзия счастья рассыпалась в труху, развалилась, точно песочный замок под напором мощной приливной волны…
Я не помню, как доехал до «Барроу Дринк», как забрал выпивку и вернулся в магазин. Единственное, что я знаю точно – я действительно сделал это, и весь оставшийся день на меня странно посматривал весь персонал, а кое-кто даже интересовался, что случилось. В таком бессознательном состоянии я встретил конец своей смены – девять часов вечера, когда нужно проводить итоговое собрание и обсуждать прошедший рабочий день.