Особенно ему запомнился один из них, с длинными волосами и свернутым в сторону носом, явно сломанным когда-то чьим-то сильным прицельным ударом. Остальные звали его Рики, и он был самым неуправляемым в той компании.
Это был темный сентябрьский вечер, накрывший Лондон проливным дождем. Барри Клеменс, тогда еще двадцатилетний парень и страстный болельщик «Арсенала», отправился на «Хайбери», чтобы понаблюдать за знаменитым лондонским дерби между «канонирами» и «аристократами». В итоге вышла боевая ничья – 3:3, интрига была настолько сильна, что до самого финального свистка не было понятно, кто же в итоге победит. Барри это результат разочаровал, и, толпясь в очереди на выход, он хмуро прокручивал в голове моменты игры, досадуя на то, что «Челси» все-таки удалось сравнять счет на девяностой минуте.
Погруженный в свои мысли, он не заметил, как за ним увязалось несколько парней в синих шарфах. Они преследовали его до тех пор, пока он не отдалился от стадиона и не углубился в узкие лондонские улочки. Здесь-то они и настигли Клеменса.
Прилетел удар сзади, затем несколько пинков в живот, и Барри обнаружил себя лежащим на земле, окруженным со всех сторон хихикающими фанатами «синих». Почему они выбрали его? Все просто – Барри шел один, выглядел не слишком внушительно, для подобной шпаны такие как он – настоящий подарок. Капли дождя заливали лицо, солнечное сплетение ныло, страх сковал Клеменса настолько, что внутри все свернулось в отчаянной судороге.
– Кто у нас здесь? – насмешливо проговорил один из хулиганов. – Никак болельщик красных дерьмоедов?
– Чувак, вы же не с «Ливерпулем» играли, – зачем-то брякнул Барри и тут же получил ногой в лицо. Ублюдки захохотали.
– Слушай, а он ведь дело говорит, – прошипел другой. – Ты у нас юморной, да?
Еще один пинок, на этот раз в бок, почти по почкам. Барри взвыл, а шпана снова захихикала, как стайка гиен. Один из них, длинноволосый, со сломанным носом, схватил Клеменса за грудки и подтянул к себе. Барри успел заметить эмблему «Челси», вытатуированную на его кисти – лев и буквы «CFC».
– Что, не повезло сегодня, ублюдина? – спросил волосатый. – Почти выиграли, но немножко обгадились под конец. Тебе мама не говорила, что ходить на футбол одному опасно?
Барри смотрел ему в глаза и понимал, что внутри этих зрачков нет ничего человеческого. Наверное, взгляд бойцовской собаки был в разы осмысленнее, чем у этого отморозка. В темной глубине глаз паренька со сломанным носом было только одно – желание причинять страдания. Клеменс осознал это настолько четко, что ощутил, как отнимаются от ужаса ноги. Он чувствовал себя тряпичной куклой в руках этой твари.
– Что парни, проучим мальчугана? – ядовито оскалился волосатый, оглядываясь на своих дружков.
– Давай вытряхнем у него бабки, Рики.
– Это потом. Для начала – распишем его рожицу, чтобы отбить желание болеть за дерьмовые клубы. А ну, снимай, – он дернул за красно-белый шарф, повязанный вокруг шеи Барри. Он был очень дорог Клеменсу – подарок покойного отца.
–Пусти… Отдай, мразь! – закричал Барри, вцепившись в шарф обоими руками.
Рики отпустил его, и, отступив чуть назад, со всего размаху врезал Клеменсу кулаком в лицо. Все почернело перед глазами Барри, и он, словно мешок, рухнул на асфальт, разжав пальцы и навсегда потеряв свою реликвию. Волосатый брезгливо подобрал шарф, за тем бросил его в грязь и как следует утрамбовал ногами.
– Ну что, цыпа, ты готов к операции? – хищно спросил Рики, нависая над Клеменсом. Все плыло перед глазами Барри, а в голове выло так, словно ей только что сыграли в футбол.
– Когда-нибудь настанет день, и я тебя уничтожу, – прошептал Клеменс, но ублюдок со сломанным носом этого уже не слышал. Он что-то достал из кармана и поднес к лицу Барри.
– Открой рот, – приказал Рики.
Клеменс дернул головой, но еще одна мощная оплеуха расслабила его лицевые мышцы, и челюсть сама поползла вниз. Рики попытался засунуть ему в рот что-то острое, больно резанувшее по уголкам губ. «Кредитная карточка,» – понял Барри. – «Он хочет распороть мне рот.»
Когда карта оказалось между его губ, Рики вновь отошел на шаг назад. Клеменс попытался вытолкнуть ее изо рта, но не успел. По лицу прилетел удар грязной подошвы, и рот раскроила нестерпимая боль.
И теперь он был перед ним. Пронзенный каким-то металлическим штырем, уже располневший, обрюзглый, но все тот же ублюдок, распоровший ему щеки кредитной карточкой. Свернутый набок нос, который можно узнать из тысячи, но главное – пустые глаза. Две дыры, исторгающие что-то незримое и омерзительное. Ну и конечно же, лев и буквы на руке. Такой татуировки Барри больше нигде не видел.