– Да, я думаю, пора отсюда уходить, – я медленно встал и приобнял ее за плечи.
Меня разбудил какой-то странный грохот. Сначала я даже не мог понять, откуда берутся эти резкие сокрушающие слух звуки, и лишь спустя несколько секунд осознал, что кто-то настойчиво барабанит в дверь.
– Черт… Это еще кто? – пробурчал я, нехотя слезая с постели. Часы показывали семь-двадцать один. Холодный пол неприятно обжигал ноги, пока я плелся к двери. Тот, кто был снаружи, не переставал стучать.
– Твою мать… Уже иду! – выругался я, возясь с замками.
Когда я, наконец, открыл дверь, сон и раздражение в секунду вылетели из моей головы. На пороге стоял полицейский в зеркальных очках и угловатой фуражке.
– Ричард Марксон? – стальным голосом спросил он.
– Да. Что-то случилось?..
Первой моей мыслью было то, что все это подстроил Хаггер. Его мать являлась директрисой школы и могла найти управу на кого угодно, в том числе, потянув за нужные ниточки в полицейском управлении. Но, как оказалось, Чарли был здесь ни при чем.
– Мне нужно задать тебе несколько вопросов. Это очень важно.
– А… что, собственно, произошло? – опять проблеял я, разглядывая в свое отражение в очках полицейского.
– Сегодня ночью пропала твоя подруга, Мэри Лайбер. По моим данным, вы вчера вечером гуляли у реки, так?
– Что? – эта фраза была для меня, словно пудовая оплеуха.
– Вчера вечером она ушла на прогулку и не вернулась. Вы были вместе?
– Но я… Я проводил ее до дома. Мы вернулись почти в одиннадцать…
Коп снял очки и сердито посмотрел на меня. У него были усталые, иссеченные капиллярами темные глаза.
– Сынок… Она не возвращалась домой. Ее отец поднял на уши весь пригород.
– Но как же так… – в моей голове творился настоящий хаос. Такого не могло быть. Я же помню, как проводил Мэри до калитки ее собственного дома. И она пообещала позвонить мне утром…
– Что вы там делали, Ричард? – взгляд копа стал тяжелым и мрачным. Неужели он думает, что я мог что-то с ней сделать?
– Мы просто гуляли, сэр. Возле реки. Только и всего, – мой голос дрожал, как у малыша, который впервые вышел рассказывать стихотворение перед классом.
– Ты точно проводил ее до дома? Видел, как она вошла?
– С-сэр… Я клянусь вам, – меня начало мелко трясти.
Полицейский покачал головой.
– Этого не может быть. Просто не может быть. А ну, впусти-ка меня. Где мать? – он решительно оттолкнул меня и протиснулся в дверной проем.
– Что… Что вы делаете?
Я хотел коснуться его локтя, но он одним резким движением сгреб меня за шиворот и подтянул к себе.
– Лучше признайся сам, сынок. Что ты сделал с этой девушкой?
– Н-но… Но я ничего не делал… Клянусь вам! – мой перепуганный голос походил на жалкое овечье блеянье.
Коп улыбнулся, кивнул и потащил меня вглубь дома.
– Где твоя комната? Живо веди.
Мы поднялись на второй этаж, и все это время он держал меня за шкирку как паршивого кота. Мне нечего было скрывать, я хорошо помню, как вернулся домой и лег спать. Как могло произойти так, что Мэри не заходила к себе домой? Я ведь четко видел, как она возилась с ключами и открывала замок.
Полицейский бегло осмотрел хлам, царивший возле моей постели, и глаза его неожиданно сузились, превратившись в две маленькие амбразуры.
– Ах ты сукин сын… – прошипел он, схватив мою майку. – Как ты объяснишь это? А? Как ты можешь это объяснить?
Я с ужасом увидел, что моя фирменная тенниска бейсбольной команды «Рейнджерс Фоллз» заляпана кровью. Испещрена темно-бурыми брызгами, будто кто-то использовал ее в качестве передника, разделывая мясо.
– Я не знаю… Я ничего н-не пойму…
Сердце колотилось так, что я буквально ощущал лупящий в виски пульс.
– Скажи честно, что ты сделал с бедной девочкой? – тихо, но угрожающе спросил полицейский.
– Сэр… Я не помню… Я помню только то, что мы вернулись из леса домой… И я проводил ее до крыльца… – ужас сковал меня настолько, что в этот момент я, наверное, походил на бледную мраморную статую.
Коп стащил с пояса наручники и с щелчком распахнул их отдающие серебром клешни.
– А сейчас мы пойдем к реке, и ты покажешь, где она, – сказал он, медленно и неуклонно надвигаясь на меня.
Сразу после заката
– Ну что, слабо? – спросил Федор, маниакально оглядывая Любку Мичурину, особое внимание уделяя глубокому декольте девушки. Да, Люба была очень хороша – высокая, стройная, с длинными каштановыми волосами.
– Он противный. Горький-горький, – Любка сморщила нос, глядя на бутылку, которой ей тыкал в лицо Федор.
– Это коньяк, дурочка. Самая классная вещь, – заверил Федя. – Отказываться от такого – все равно что деньги в огонь кидать. Правда же, Саш?