– Это кто такие? – послышался сзади голос Мичуриной.
– Криминальные элементы. Они любят пафос, – сказал Громов. – Вот, смотри, совсем недавние. «Заманов Руслан Эльдарович. 05.12.1970-19.12.1995.» «Бузарин Владимир Николаевич. 20.02.1972-10.06.1996.» Этого, получается, всего три месяца назад шлепнули.
– Смотри, и венки еще свежие, – Федор кивнул на ворох цветов, поднимающийся над одной из могил. – Да, жесть…
– Гляди сколько их, – Громов махнул рукой вперед. – Наверное, вся аллея состоит из таких. Безвременно почивших, так сказать. От свинцовой инъекции.
Федор и Люба фыркнули.
– Слышь, Люб, а тебя братки не клеили? – спросил Саша.
– Нет. Пока что нет, – Мичурина брезгливо поморщилась. – Я с такими дел не вожу.
– Они тебя и спрашивать не будут. Поверь, с такими сразу захочешь общаться, особенно когда в бок упрется пистолет или нож, – заверил Золотов.
– Ой, идите вы, – отмахнулась Любка и слегка покачнулась. Выпитый коньяк начинал сказываться все сильнее. Девушка отбросила назад растрепавшиеся на ветру волосы и нетвердой походкой направилась в темноту. Где-то неподалеку вновь заурчал мотор, и два пятна фар проползли в сторону ворот, а затем вновь воцарилась тишина.
Надгробия были почти не видны во все более сгущающемся сумраке. Мичурина ушла куда-то вперед, а Саша и Федор плелись следом, пытаясь разглядеть могильные камни. Золотов обнаружил, что когда попал сюда, в самую гущу мертвых, безмолвно замерших где-то внизу, под землей, внутри начало проклевываться весьма странное и даже слегка пугающее чувство. Любопытство. Ему хотелось прочитать все надписи, разглядеть все фотографии, уцепиться хотя бы за самый краешек жизни людей, от которых остались лишь безмолвные камни и холмики земли. Он словно оказался в огромном архиве, среди сотен каталогов с именами и датами, в которые было так интересно погружаться. Но темнота портила все планы – почти ничего нельзя было разглядеть. На какое-то время он забыл и про Мичурину, и про плетущегося рядом Громова, и про ледяной ветер, заставляющий содрогаться. Он разглядывал холодные молчаливые камни, и один из них впечатлил его больше остальных. Это было крошечное надгробие из белого мрамора, с надписью, отчетливо виднеющейся даже в полумраке: «Олечка Хабанина. 02.09.1994-18.09.1994.»
– Совсем крошка… – едва слышно прошептал Федор и поежился. Ему стало настолько неуютно, что в какой-то момент он захотел просто исчезнуть отсюда. Плевать на Любку, на все остальное, лишь бы оказаться подальше от этого места.
– Мичурина! Ты куда делась? – позвал Громов.
– Смотрите! – донесся из темноты азартный голос.
Друзья двинулись на его звук и очень скоро обнаружили Любу, застывшую напротив невысокого домика, стоящего чуть в стороне, возле ограды. Кажется, они забрели куда-то вглубь кладбища, в его более заброшенную часть. Федор приметил, что травы здесь было явно больше, чем на центральных аллеях, а некоторые из надгробий покосились или вовсе рухнули вниз.
– Что это такое? – захмелелая девица указала на домик и подбоченилась, глядя на своих спутников. Ее глаза поблескивали в темноте, и Золотов очередной раз поймал себя на мысли, что ему не так уж и хочется остаться с Мичуриной наедине. Куда больше он хотел домой, в кровать.
– Да шут его знает, – ответил Громов. – Может, какой-то склад. Или хозяйственная каморка.
– Вы чего такие ссыкуны? – с какой-то недоброй интонацией воскликнула она, и Федор отметил про себя, что Мичурина начинает его раздражать, несмотря на свою привлекательность. То ли по пьяному делу в ней просыпалась хабалка, то ли она всегда была такой, удачно маскируясь под тихоню.
– А ты что, самая смелая? Коньяка нахлесталась, и море по колено? – насмешливо спросил Сашка. – Давай, слазь туда. Проверь, что там.
Любка с вызовом глянула на него. Ее глаза мутно поблескивали, и Золотову показалось, что она вот-вот сорвется и попросту обматерит и его, и Громова.
– Да, посмелее некоторых. Трудно с вами, – она тряхнула копной волос и повернулась к домишке, темнеющему впереди.
– Люб, это кладбище. Тут нельзя так, – проговорил Федор.
– Да ладно тебе, – уже более непринужденно ответила Мичурина и обернулась к нему. – Федь, пойдешь со мной? Не бросишь же меня?
– Все вместе пойдем, – Золотов подавил желание все бросить и увязаться за ней. Он повернулся к Сашке и получил от того благодарный взгляд. – Только темно, не видно ничего.
Когда он приблизился к Мичуриной, та схватила его за руку и крепко сжала. «Сама боится,» – подумал Федор. Они зашагали к домику, ежась от порывов холодного ветра. Вблизи он казался совсем ветхим – что-то вроде сарая для инструментов. Темнота становилась все более плотной, но глаза уже привыкли к сумраку, и Федор заметил, что дверь сарайчика не заперта.