В небе ласково светило солнце. Теплый летний день казался ей красочной яркой картиной, насыщенной буквально осязаемой свежестью и новизной. Наверное, детские образы и не могут быть другими – только похожими на иллюстрацию, нарисованную сочными акриловыми красками. Это было так здорово, так приятно, и казалось, что все это будет всегда – беззаботность, родные люди рядом, безопасность и уют. Она действительно стала летать на космических кораблях. Но разве кто-то мог знать, чем все это обернется? Что детская мечта станет путевкой на тот свет?
Мисс Бернс глухо застонала. После мыслей о родителях ей захотелось плакать. Она представила, каково сейчас маме и папе. Что с ними? В каком они состоянии? Маму запросто может хватить инфаркт от такой страшной новости. Как они теперь будут жить дальше? В голову полезли новые воспоминания, уже не такие радужные. Ссоры с матерью и отцом, мерзкий эпизод с переездом из родительского дома – тогда Нара ужасно с ними поругалась. Наговорила кучу гадостей, потому что ее раздражало, что ее считают слишком юной и несамостоятельной. А сколько еще раз она их обижала из-за своей глупости?
Нара и не заметила, как от слез намок ворот ее костюма. Она беззвучно плакала, чувствуя себя настолько одинокой и потерянной, что это невозможно было выразить словами. Только короткими глухими рыданиями, которые становились все тише и тише, и вскоре превратились в неуверенные всхлипы. Вытерев щеки тыльной стороной ладони, мисс Бернс вновь подтащила к себе бутылку и сделала маленький глоток.
В отсеке царила почти кромешная тьма. Нара попыталась доползти до иллюминатора, но сил хватило лишь на то, чтобы немного приподняться на локтях. Да, она определенно что-то сломала. Болело все, но девушка никак не могла понять, что именно пострадало больше всего. Руки и ноги она вроде бы чувствовала. Может, позвоночник? Эта ужасная мысль заставила ее еще раз хлебнуть из бутылочного горлышка. Нет, только не это. «Но какая разница?» – прошептал здравый смысл. – «Тебе все равно конец. Как и кислороду в твоем чудом уцелевшем отсеке.»
Мысли переключились на другой, еще более страшный лад. А что, если начнется пыльная буря? На Марсе это постоянное явление, и скорость ветра здесь больше, чем во время любого самого чудовищного земного урагана. Что будет с ее обломком? Ее будет мотать внутри как букашку, и она уже совершенно точно переломает себе все, что только можно. И пускай ей в любом случае не суждено было выбраться отсюда – сознание само цеплялось за жизнь, хваталось за любую соломинку и не желало мириться с поражением. Она не хотела погибнуть таким страшным способом. Она никак не могла поверить, что скоро умрет.
Но снаружи было тихо. Датчик на запястье стал мигать желтым, и это означало, что кислорода уже меньше половины. Ее время стремительно таяло. Нара подумала о своем бывшем бойфренде из летной школы – Френки Эдмонсе. Как он там, интересно? Какая у него будет реакция, когда он узнает о ее гибели? Наверное, это все-таки его зацепит. Они встречались полтора года, и это было прекрасным временем. В какой-то момент Наре казалось, что мужчины идеальнее, чем он, не существует. У них все было так здорово – прогулки, пикники на природе, уютные домашние вечера за просмотром кино. Что еще можно хотеть? Но потом все как-то сошло на нет. И дело было вовсе не во Френки. Нара со стыдом сознавалась себе, что он попросту ей надоел. Наверное, был слишком предсказуемым. Слишком хорошим и понятным. Ее пугала перспектива рутины и однообразия. Мисс Бернс всегда хотела приключений, ее неуемная натура не желала принимать постоянство и размеренность. Скорее всего, именно поэтому ее потянуло в космический флот. Ведь она могла закончить какой-нибудь гражданский университет и спокойно работать, например, инженером. Но это было слишком плоско. Слишком неинтересно. Звезды и путешествия, полные опасности – вот что ей требовалось.
Именно сейчас, лежа скрюченной в разбитом отсеке, Нара поняла, каким же капризным ребенком она тогда была. Как жестока бывает эта жизнь – очень быстро отбирает то, что не ценишь. Она не ценила ни родителей, ни бойфренда, ни дружбу, ничего. Что у нее осталось, кроме грандиозных планов и пустых мечт о чем-то великом и незабываемом? Бутылка воды – вот что у нее осталось. Бутылка воды и несколько часов кислорода.
Мисс Бернс вспомнила день, когда бросила Френки. Она поступила гадко – он все еще пытался за ней ухаживать, подарил дорогое вино, которое ей нравилось. Френки был очень милым парнем, но она так быстро охладевала к нему, что даже не понимала, насколько по-свински себя ведет. В тот последний день она лишь вяло отмахивалась и обещала, что перед следующим вылетом точно скажет, смогут ли они продолжать встречаться. Он так бесил ее своими попытками поговорить, своими щенячьими глазками, полными отчаяния, что она готова была дать ему пинка. Дома, назло ему, она вылила бутылку прекрасного итальянского вина в раковину. Сделала это из вредности, всем своим существом показывая презрение к такому нудному балбесу, как Френки. Сколько бы сейчас она отдала за ту бутылку вина… Нара с горечью поджала губы. Ей было так стыдно, так плохо, что хотелось кричать. Но сил для этого не было. Тело болело, в горле постоянно пересыхало, и она снова отхлебнула воды.