Выбрать главу

Здесь водится много разных пресмыкающихся; укус одной змеи (Trigonocephalus или Cophias), судя по величине ядоносного канала в ее зубах, должен быть смертельным. Кювье в противоположность некоторым другим натуралистам считает этих животных подродом гремучих змей, промежуточным между ними и гадюками. Подтверждением этого мнения может послужить мое наблюдение, которое кажется мне весьма любопытным и поучительным, ибо показывает, как любой признак, иногда даже в известной степени независимый от строения в целом, обнаруживает наклонность к медленному и постепенному изменению. Конец хвоста у этой змеи слегка утолщен, и, когда она ползает, последний дюйм хвоста все время дрожит и, ударяясь о сухую траву и хворост, производит треск, который отчетливо слышен на расстоянии 6 футов. Всякий раз, когда змея была раздражена или испугана, хвост ее дрожал, и притом чрезвычайно быстро. Тенденция к этому привычному движению ясно обнаруживалась до тех пор, пока тело не утрачивало вовсе свою раздражимость. Таким образом, у этого Trigonocephalus — в некоторых отношениях — строение гадюки, а повадки гремучей змеи; впрочем, шум производится более простым приспособлением. Физиономия у этой змеи отвратительная и свирепая; зрачки представляют собой вертикальную щель в крапчатой радужной оболочке цвета меди; челюсти широки в основании, а нос выдается вперед треугольником. Мне, кажется, никогда не доводилось видеть ничего более гадкого, исключая разве некоторых вампиров. Я полагаю, что это отталкивающее впечатление происходит от того, что взаимное расположение лицевых частей змеи находится в каком-то соответствии с чертами человеческого лица, и это дает нам как бы мерку для оценки безобразия.

Из бесхвостых гадов я нашел только маленькую жабу (Phryniscus nigricans) совершенно своеобразной окраски. Чтобы получить правильное представление о ее внешнем виде, вообразим себе, что сначала ее окунули в самые черные чернила, а затем, когда она высохла, пустили ползать по доске, только что выкрашенной самой яркой красной киноварью, так что окрасились ее лапки снизу и отдельные места брюшка. Если бы вид этот еще не имел названия, его следовало бы назвать Diabolicus, ибо такой жабе было бы под стать искушать Еву. В отличие от прочих жаб, у которых нравы ночных животных и которые живут в сырых и темных укромных местах, она ползает средь бела дня, в жару, по сухим песчаным буграм и безводным равнинам, где не найти и капли воды. Для получения необходимой влаги ей, несомненно, приходится пользоваться росой, которую она, вероятно, усваивает через кожу, так как известно, что у этих гадов сильно развита способность к такому поглощению. В Мальдонадо я нашел такую жабу в месте почти столь же сухом, как в Баия-Бланке, и, предполагая доставить ей большое удовольствие, отнес в лужу с водой; но это маленькое животное не только не умело плавать, но, я думаю, без моей помощи тотчас же утонуло бы.

Здесь было много разных ящериц, но лишь одна (Proctotretus multirnaculatus) замечательна своим образом жизни. Она живет на голом песке поблизости от морского берега, и вследствие ее пестрой расцветки — коричневатые чешуйки испещрены белыми, желтовато-красными и грязно-голубоватыми крапинками — ее едва отличишь от окружающего фона. Если ее спугнуть, она пытается остаться незамеченной, прикинувшись мертвой: вытягивает лапки, сжимает туловище и закрывает глаза; если и дальше тревожить ее, она очень быстро зарывается в сыпучий песок. Сплюснутое туловище и короткие ноги не позволяют этой ящерице быстро бегать.