Выбрать главу

— Вспарывать себе животы и уносить орудие куда подальше, прежде чем смиренно покинуть этот мир? Похоже на то, Нула.

Нуналуна помолчала, ковыряя пальцем дырку на своих модных джинсах.

— Не было ночью никаких кораблей, Одди. Мы бы услышали, если бы на заправку кто-то прилетал. Шлюзы терминалов скрипят на всю планету.

— Угу.

— Ты позволишь? — спросила его Нуналуна, прицеливаясь.

Одиссей равнодушно кивнул, подставляя ей, как полагается, щеку.

После короткого замаха кулак пролетел мимо, а Нуналуна рванулась в сторону, сотрясаясь от спазмов рвоты.

— Браслеты работают, — прозвучал тихий голос.

От неожиданности Одиссей так сильно дернулся, что шарахнулся затылком о дверь станции. Из глаз посыпались звезды.

— Раф, чтоб тебя! — выругался он с чувством. — Я думал, ты немой.

Молчаливый черноволосый Раф, похожий на пирата, покачал головой и пошел прочь, таща за собой ведро с рыбой.

Нуналуна, обессилев, вытерла рот рукавом.

— Ненавижу это, — пробормотала она, — как будто еще немного и выблюю собственные кишки.

Завибрировал браслет на руке Одиссея.

— Станция НЗ-115-Р, это патрульный катер полиции. Прошу дать терминал для посадки.

— Первый, — ответил Одиссей, — через минуту.

Он вошел на станцию и открыл терминал для следственной бригады.

Вот чего Одиссей никогда не предполагал — так это новой встречи с полицией.

Сколько их будет? Трое? Четверо?

Спустя десять минут прозвучали шаги — от терминала к ним шла худенькая остроносая дамочка в кителе дознавателя, а за ней несколько суетливо пытался успеть сгорбленный старичок в штатском.

— Гортензия Робинс, — представилась дознаватель. — А это Архи Гуд.

— Система исполнения наказаний, — уточнил старичок. — Техобслуживание. Мне надо проверить ваши корректоры.

— Итак, вас здесь пятеро. Маргарита Белых, три убийства. Одиссей Блок, убийство. Рафаэль Пратт, контрабанда. Нуналуна Осая, теракт. Ноксиэль Барнабау, мошенничество в особо крупных масштабах, — глядя в планшет, монотонно перечислила Гортензия Робинс.

— Я бы сказал, что осталось лишь четверо, — ответил Одиссей.

Они подошли к Ноксу.

— Полагаю, все успели потоптаться на месте убийства? — спросила Гортензия Робинс, запуская несколько собирающих улики ботов. Они мерно зажужжали.

Из открытой двери станции доносилось взволнованный голос Мегеры.

— Что? Как? Что? — клокотола она, словно шумная птица.

Надев перчатки, Гортензия опустилась на корточки рядом с Ноксом.

— Что вы сделали с орудием убийства? — сухо спросила она.

— Мы считаем, что он умер от старости, — ответил Одиссей. — Ну, может, болел чем.

Она даже бровью не повела.

— Журнал регистрации кораблей?

— Последний корабль был на нашей заправке пару месяцев назад. Какое-то торговое судно.

— Нелегалы?

Одиссей хмыкнул.

— Если вы выглянете наружу, то и сами поймете, что здесь даже крысе не спрятаться.

— Таким образом, вы утверждаете, что убийца — один из вас? — спросила Гортензия. — Я могу считать это чистосердечным признанием, мистер Блок?

— Зовите меня Одиссеем.

Она выпрямилась, внимательно разглядывая его.

— Одиссей Блок. Я помню вас испуганным мальчишкой.

Он насупился, мысленно пытаясь сбросить с этого худого лица двадцать лет.

Девчонка-агент, угостившая его холодным сладким кофе в ту ночь, когда он стал убийцей.

— Далековато вы забрались.

— Не дальше вас, мистер Блок.

— Блестящая карьера, Гортензия Робинс.

— Принесите носилки. Они в багажном отсеке катера.

Насмешливо отсалютовав ей, Одиссей отправился выполнять поручение.

Юный помощник полиции прям-таки.

В тот момент, когда они перекладывали Плюшевого Нокса на носилки, Одиссей едва не разревелся самым позорным образом.

Добродушный зануда и самый безобидный из них, Нокс мог бы умереть и не столь паршиво.Гортензия Робинс расположила свой штаб прямо в дежурке — больше было все равно негде. Кроме самой заправочной станции, здесь располагались только «Одиссея» Одиссея и общежитие, где жили другие каторжники. Возле озера разваливался старый сарай для рыболовных снастей. Жидкий лес, ржавая вялая трава, конечность начала мира и начало конца. Мелкая станция, сляпанная наскоро, без всякого проблеска вдохновения или сочувствия к тем, кто будет на ней жить. Каторжники гордо именовали её планетой.Учитывая перспективы тотального поиска орудия убийства, такая лаконичность вдруг показалась Одиссею даже оправданной.