Благ.: "Вот, Христианин, мы тебя приняли в наш дом по родственному, так станем разговаривать для пользы твоей и нашей. Расскажи нам подробности твоего путешествия. Что побудило тебя совершить его?"
Хр.: "Я был уверен, что погибну, как все прочие живущие в граде Разрушения. Я не знал, куда идти, но человек по имени Евангелист, указал мне на единственный истинный путь".
Благ.: "Заходил ли ты к Истолкователю?"
Хр.: "О, конечно, и он мне показал столько занимательного! Трех указаний в особенности не забуду никогда; как Христос, не смотря на козни сатаны, сохраняет в сердце человека дарованную Им благодать; как человек грешен до того, что не смеет рассчитывать на милосердие Божие; также сновидение того, кто думал, что настал день страшного суда. И много полезного видел я там и с радостью остался бы долее у этого доброго человека, но я знал, что мне предстоит длинный путь".
Когда он рассказал все виденное им. Мудрость обратилась к нему с другими вопросами:
Мудр.: "Ты, верно, часто вспоминаешь о прошлой стране?".
Хр.: "Да, но со стыдом и ненавистью, потому что, если б я сожалел о ней, сколько раз уже мог бы туда вернуться, а теперь стремлюсь в страну лучшую, небесную".
Мудр.: "Не вынес ли ты оттуда чего-нибудь, в чем находил наслаждение?"
Хр.: "Да, но совершенно против моей воли остались при мне некоторые сокровенные плотские мысли, которые составляют радость моих соотечественников доныне и когда-то были для меня наслаждением, но теперь являются причиной скорби. И если 6 зависело от меня, я более не вспоминал бы о них, но когда желаю делать доброе, то прилежит мне злое" (Рим. 7:21).
Мудр.: "Не кажется ли тебе иногда, что то, что тебя смущает, иногда совершенно побеждено в тебе?"
Хр.: "Да, но это случается не часто; когда это бывает, то я называю это моим золотым временем".
Мудр.: "Не можешь ли ты вспомнить, что именно внушает тебе чувство, что все прежнее дурное в тебе побеждено?"
Хр.: "О, да! Когда вспоминаю, что видел на Кресте, тогда я это чувствую. Еще когда смотрю на вышитое мое одеяние или когда читаю сверток, который ношу на груди, и еще когда мои мысли несутся с восторгом туда, куда иду, и тогда мне кажется, что все прошлое забыто и убито во мне".
Мудр.: "Что внушает тебе такое желание идти на гору Сион?"
Хр.: "Там я надеюсь увидеть живым Того, Кто умер на кресте за меня. Там надеюсь совершенно избавиться от всего того, что меня еще смущает. Там, говорят, нет более смерти, и я буду в самом святом обществе. И скажу по правде, я люблю Его, потому что Он один меня избавил от моего бремени, и я утомлен своей внутренней испорченностью. Я жажду быть там, где более не стану умирать, и в числе тех, которые постоянно взывают: свят, свят, свят!"
Тогда Любовь вступила в разговор с Христианином: "Ты человек семейный? Есть у тебя жена?"
Хр.: "Жена и четверо маленьких детей".
Люб.: "Почему же ты их не привел сюда с собой?"
Христианин прослезился и отвечал: "О, с какой бы радостью я это сделал! Но они все восстали против моего путешествия".
Люб.: "Но тебе бы следовало объясниться с ними и указать им на опасность оставаться там".
Хр.: "Я так и поступил и рассказал, что мне сказал Господь о разрушении нашего города, но я им показался помешанным, и они мне не поверили".
Люб.: "А молился ли ты Богу, чтобы Он благословил советы, даваемые тобой семейству?"
Хр.: "О да, со рвением, потому что вы понимаете как дороги моему сердцу жена и дети!"
Люб.: "Какую же причину давали они, чтоб не следовать за тобой?"
Хр.: "Жена не могла расстаться с миром, дети мои преданы были безумному веселию юности. Так ли, сяк ли, но все оставили меня странствовать в одиночестве".
Люб.: "Но, может быть, ты сам своей суетной жизнью угашал все, что им внушал хорошими словами".
Хр.: "Я, право, не могу судить о своем образе жизни, зная, что часто поступал не так, как бы следовало. Знаю также, что человек может своими действиями уничтожить все, чему научал красноречивыми словами. Однако могу достоверно сказать, что я всегда старался и остерегался, чтобы дурной мой поступок не внушил им отвращения предпринять со мною путешествие. Это же, впрочем, и возбуждало в них насмешки, они упрекали меня в точности. А я отказывал себе часто во многом, в чем они не видели ни малейшего зла. Мне кажется, что помешало им идти со мной именно то, что им наскучила моя постоянная озабоченность не грешить против Бога и не делать вреда ближнему".